Насильно твоя - Мария Устинова

Было так плохо, что даже страх угас. И все равно, что он выкинет — ударит меня, наорет или вправду застрелит. Мне хотелось, чтобы Эмиль больше не мучил меня.

И не только Эмиль — все остальные тоже.

— Дина…

Я зажмурилась, чувствуя, как из-под век выкатываются крупные слезы. Не увидела, как Эмиль наклонился, но ощутила: его тепло, шорох ткани, от которой вкусно пахло парфюмом. Он просунул руки мне под коленки, обнял плечи и прижал к себе. И я позволила себе эту слабость, ткнулась в сорочку, пропахшую его телом и медовым мылом, которым он мыл руки полчаса назад.

Эмиль выпрямился вместе со мной на руках. Я за него не держалась, только положила голову на плечо, хотелось свернуться в комок.

Он куда-то меня понес. Не в мою комнату — Эмиль ходил кругами по дому. Пытался укачать меня или сам успокаивался. Ходил и ходил по темной квартире, холодными губами прижавшись к моему лбу, и тихо стонал, будто от боли. Я затихла, ни о чем не думая.

Сначала я не поняла, что с ним. А потом подумала, что он, наверное, не умеет жалеть по-другому. Шаги укачивали, как когда-то, когда он нес меня из подвала.

— Дверь не запирай, — прошептал он, когда переступил порог моей комнаты. — Вышибу.

Эмиль положил меня в грязную, холодную постель, и я лицом уткнулась в подушку. От нее исходил мой запах, казалось, подушка пахнет домом…

Домом, который придется разделить с Эмилем.

— Спи. Поговорим, когда придешь в себя.

Утром легче не стало.

Эмиля уже не было, когда я открыла глаза. Кажется, хлопок двери меня и разбудил. Он ушел.

Я села, с трудом преодолев апатию. Рукой прикрылась от света, бьющего в лицо. Занятная штука, но внутри был полный штиль. Я как стеклянная, даже пальцы будто бы просвечивают на свету. Кажется, я утрачиваю связь с реальностью…

Я опустила руку и иллюзия пропала.

Нужно встать. Он велел привести в порядок себя и квартиру. А мне хватило науки, чтобы не игнорировать пожелания Эмиля.

Тело еще болело, но меньше. Боль была застарелой, она вспыхивала при резких движениях, но сильно не беспокоила. Или я привыкаю?

С квартирой я разобралась: наклоняться трудно, но постепенно я убралась. Делала все долго, но к вечеру помыла даже пол. Руки тряслись от усталости, а мне еще самой нужно помыться.

И ужин… Как я могла забыть про ужин?

Он сказал, сегодня я должна приготовить его сама.

Наверное, Эмиль разозлится… Но огорчаться не было сил. Я приняла душ с закрытыми глазами. Было противно на себя смотреть и прикасаться тоже, словно я отравлена. Я отдыхала под теплыми струями, вдыхая запах миндального геля для душа. Странно, но мелочи стали играть огромную роль. Они отвлекали от мыслей.

Все слишком плохо, так что я перескочила в текущий момент. Прошлое в огне, будущего нет, но конкретно сейчас, конкретно в эту минуту можно жить, если ни о чем не думать.

Я неуклюже выбралась из душевой кабины, сразу же закуталась в полотенце, чтобы прикрыть наготу, а другим вытерла волосы.

Одежды нет, придется снова надеть сорочку Эмиля. Я будто не человек, так, пустое место. Даже рабам позволяли иметь одежду, а у меня такого права нет? Он же обещал привезти вещи… Но когда это было, я вспомнить не смогла. Вчера или неделю назад… Время смешалось в нечто неделимое.

Я досушила волосы, застегнула на себе сорочку Эмиля и вышла из ванной. В окнах уже было темно, а в замке заскрежетал ключ — так неожиданно, что сердце пустилось вскачь.

Ужина нет. А раз так, у меня снова будет разбит нос. Я зажмурилась, из-под ресниц скатились слезы. Но я не пряталась у себя… Если раскаюсь, может, пожалеет?

Когда Эмиль открыл дверь, меня отрезвило от пустых надежд. Здоровенный, злой, с ободранным, но поджившим лицом. Он агрессивно уставился на меня, вызвав волну страха одним своим видом.

Чудовище вернулось домой.

— Быстро к себе, — процедил он, и я попятилась.

Он пришел не один.

Голоса в подъезде. Эмиль шел первым, но позади столпились люди и они хотели войти в наш дом. Те же, что и в прошлый раз.

Я бросилась к себе и тихо прикрыла дверь, надеясь, что меня не заметили.

Я прижалась к двери, прислушиваясь к тому, что происходит в квартире, но меня глушило собственное дыхание. Закрыла глаза, выдыхая. С ног до головы меня охватила дрожь.

Голоса звучали на повышенных тонах — они спорили, почти скандалили. Гости не с добрыми намерениями. Трое или четверо. Эмиль на них огрызался.

Это так напомнило тот вечер, когда меня уволокли отсюда, что голова пошла кругом. Неужели меня опять заберут… Неужели те самые?

Шаги… Они идут сюда.

Я отпрянула от двери, врезалась в стену и сползла по ней на пол. Обхватила колени, съежившись.

Что случилось? В чем я провинилась? Я даже не выхожу, я с ним не спорю!

Я набрала воздуха и горло сдавило. Я не могла издать ни звука.

Голоса уже за порогом.

— Нет, я сказал…

Знакомое рычание. Эмиль стоит перед дверью?

Они столпились там, в узком коридоре. Шел разговор: неровный, со всплесками тона, но от страха я даже не понимала, о чем. Я вдохнула сквозь зубы и они заныли от холода. Холод был везде — в руках, животе, горле.

— Не борзей! Вдруг грохнул ее, и труп там держишь. Показывай, мать твою, Эмиль!

Долгая пауза. Тишина. В ушах пульсировала кровь, напоминая, что я еще жива, но оцепенела от парализующего страха, как животное, которому некуда бежать, и не избежать расправы.

Дверь заскрипела, открываясь внутрь. Я подняла голову и расширенными глазами уставилась на них. Мышцы ныли от напряжения, плечи, шею, все свело. Но больнее всего было виску, по которому когда-то пришелся удар.

В проеме стоял тот самый… Бритый. Который меня терзал. Помню, он дышал мне в лицо сигаретами, алкоголем и мятой. Воспоминания были такими оглушающими, что эти запахи я ощутила наяву.

Он смотрел на меня почти черными глазами, звериными и пристальными.

Мой самый страшный кошмар. Он уже видел меня беспомощной, знал, как меня ломать, а тот, кто увидел твои страдания, запомнит это и придет снова.

Он попытался войти в комнату. Я открыла рот, но не могла кричать — горло перехватило.

Эмиль успел загородить путь, положив на косяк руку.

Он стоял спиной ко мне, но я увидела профиль, когда он обернулся.

— Ты туда не войдешь, — он смотрел под ноги, но голос был твердым.

— Да ты что? — бритый резко наклонился, словно хотел укусить. Даже показал зубы, экспрессивно, нервы были на пределе. Точно также он разговаривал со мной в подвале. — Давай проверим?