Избранное - Хуан Хосе Арреола

Сейчас Вирхиния взялась за организацию ряда благотворительных акций, с помощью которых она рассчитывает превзойти уровень средств, собранных в прошлом году.

Я вовсе не против подобного рода деятельности, более того — полагаю, что она играет важную общественную роль, направленную на то, чтобы пробуждать в согражданах добрые чувства и способствовать развитию культуры. Вот только мне хотелось бы…

Вирхиния, не считаясь с важностью и сложностью моих собственных дел, но, несомненно, ведомая самыми лучшими побуждениями, обратилась ко мне с просьбой заняться проведением этих самых благотворительных празднеств. Как ни тягостно мне было, но я все-таки был вынужден попытаться объяснить ей, что вся моя повседневная деятельность, связанная с профессиональными обязанностями, моим служением в Обществе и работой в «Вестнике», не позволяют мне принять ее приглашение.

Она же не захотела принять мои оправдания и, то ли в шутку, то ли всерьез, упрекнула меня в недостатке человеколюбия.

27 сентября

Я просто в замешательстве. Я привык быть корректным во всем и со всеми и считаю себя вправе требовать того же от людей, которых нахожу достойными уважения.

Но вот сегодня я получил письмо от сеньора Гальвеса — письмо сухое, вызывающее и, уж не знаю, как это у него получается, учтивое. Он без околичностей призывает меня молчать о том, что он именует «серьезным делом, касающимся порядочных людей». Это он так называет ту гнусность, с которой ко мне приходил. Не знаю, насколько широким может быть понятие «порядочности», но вряд ли оно когда-либо сможет вместить в себя две столь несоизмеримые фигуры, как сеньор Гальвес и я.

Письмо заканчивается следующим образом: «Я буду также весьма признателен, если вы порекомендуете кое-кому воздерживаться от комментариев по поводу нашего с вами дела». И подпись: «Ваш искренний и преданный друг etc etc».

Ах, Вирхиния, Вирхиния, как горько мне открывать в тебе твои изъяны! Как бы то ни было, но сеньор Гальвес прав. Он, конечно, негодяй, но он прав. Теперь в его власти требовать от меня молчания. Я сделаю все, что смогу, для того чтобы никто не узнал о нем правды.

28 сентября

Раньше, то есть еще совсем недавно я и помыслить не мог о том, что Вирхиния может иметь слабости или недостатки. Теперь же, исходя из соображений логики и простой человечности, я буду стараться познать, изучить, а следовательно, и извинить ее недостатки в надежде на то, что когда-нибудь мне удастся их исправить. Пока что ограничусь следующим умозаключением: Вирхиния привыкла руководствоваться не собственными критериями, а мнением окружающих, их слухами и сплетнями.

Например, говоря о ком-либо, она никогда не скажет «Я думаю то-то или то-то», но обязательно начнет с выражений типа «о таком-то или такой-то говорят то-то и то-то», «о такой-то мне сказали то-то и то-то», «о такой-то я слышала…» и т. д. И так всегда и во всем.

Молю Господа, чтобы не иссякло мое терпение. На днях Вирхиния высказалась о сеньорите Марии следующим образом: «Я, конечно, могу и ошибаться, но вот люди, видевшие, как она заходит то сюда, то туда, кое о чем поговаривают».

1 октября

Сеньор священник, неустанно надзирающий над нашим Обществом Благочиния, коего духовным водителем он пребывал много лет, возжелал, чтобы Общество избрало себе собственное руководство.

Сегодня-у нас было чрезвычайно важное заседание. Мы оказались перед необходимостью избрать кого-то на должность временно исполняющего обязанности президента в связи с тем, что вице-президент уже долгое время находится в отсутствии. (Бывший наш президент скончался в начале года, мир праху его.)

Вопреки обычному для Общества ходу дел, процедура избрания нового президента оказалась довольно затруднительной из-за одного странного обстоятельства, повторявшегося в последние четыре года с ужасающей регулярностью.

Дело в том, что все наши предыдущие четыре президента умирали один за другим каждый раз в начале года непосредственно после избрания. Казалось, что на этот раз, поскольку речь шла об избрании на должность временно исполняющего обязанности, не должно было возникнуть особых проблем. Но почему-то все, даже те, чей невысокий интеллектуальный уровень служил надежной защитой от перспективы избрания, все выказывали явную нервозность.

Уже двое из избранных голосованием один за другим поспешили отказаться от высокой чести, аргументируя самоотвод недостатком должных качеств и времени для исполнения почетной обязанности.

Общество наше оказалось в тяжелом положении. В многочисленном собрании воцарилась тягостная атмосфера все возрастающего страха. Сеньор священник не мог скрыть своего смятения и беспрестанно вытирал платком пот со лба.

Третье голосование, результатов которого присутствующие ожидали почти как приговора, закончилось тем, что на высокую должность был избран не кто иной как сеньор Гальвес. И когда сеньор священник, еще плохо владея собой, огласил итоги голосования, грянул гром аплодисментов, гораздо более горячих, чем в предыдущие разы. Ко всеобщему изумлению, сеньор Гальвес не только благодарно принял оказанное ему доверие, но и витиевато выразился по поводу «незаслуженной чести». Он пообещал присутствующим неустанно трудиться во благо нашего общего дела и воззвал к поддержке со стороны сотоварищей и прежде всего — почетных членов Общества.

Сеньор священник издал вздох облегчения, в последний раз прошелся платком по лбу и выступил с ответным словом, в котором заявил, что в лице сеньора Гальвеса мы имеем «героического ратника христианского воинства».

Все присутствующие встали в единодушном порыве одобрения. До сих пор с отвращением вспоминаю, как, поздравляя сеньора Гальвеса, я был вынужден дружественно обнять его.

5 октября

Я понял, что никогда не смогу стать таким, как Вирхиния, а главное — что мне и не хочется походить на нее.

Для того, чтобы видеть одну только красоту, надо полностью отвернуться от реального мира. Жизнь прекрасна своей внутренней красотой, но ее внешняя сторона состоит из множества некрасивых и грязных вещей.

7 октября

Похоже, что писание дневников входит в моду. Я случайно обнаружил на столе сеньориты Марии книжечку, которая почему-то оказалась раскрытой. Когда я понял, что это личные записки, я поспешил закрыть ее. Но все же успел прочесть несколько строк, которые запечатлелись в моей памяти. Там было написано: «Мой начальник очень добр ко мне. Впервые в жизни я ощутила, что такое добрая покровительственная опека».

Мое непростительное любопытство тут же было охлаждено осознанием того, что я совершаю чудовищно неблаговидный поступок. Взволнованный и смущенный, я положил на место книжечку и погрузился в глубокую задумчивость.

Так стало быть, есть в этом мире кто-то, кому я нужен, кто ощущает мою заботу? Я готов был заплакать. Я живо представил себе мягкий облик сеньориты Марии, ее усталые глаза и