Зимняя война. Дороги чужого севера - Александр Тамоников

— Сюда! — закричал Данилов. — Здесь просека!

Вряд ли ее специально прорубали — кому это надо? Но растительности на двухметровом пространстве почти не было — сквозь дебри тянулся коридор. На заднем плане высились мощные ели, но до них еще предстояло добраться… Кучка бойцов устремилась в проход. Он уже был рядом — двадцать метров, десять… Но тут на пустое пространство выскочили лыжники в маскхалатах и стали кричать, созывая товарищей. Эти люди знали местность, все обходные пути, им не было необходимости снимать лыжи.

Сзади прогремела очередь. Это Александров, привалившись спиной к снежному бугорку, открыл огонь из пулемета. Кого-то положил, остальные рассыпались, откатились обратно в лес. Пулеметчик перевернулся, чтобы встать. Пробегающий мимо Кочергин схватил его за шиворот, оказал посильную помощь. «Коридор» завершался поваленным деревом — оно застыло под углом, раскоряченное, опиралось на ветки, которые не желали ломаться. Кто-то пролезал под ним, другие переваливались через ствол, ныряли в снег. Пронзительно закричал Анкутдинов — пуля перебила ногу в районе бедра, когда он брал преграду. Так и застыл на дереве с кровоточащей конечностью. Товарищи бросились на помощь, перевалили его. Анкутдинов мычал, стиснув зубы. Кочергин, источая проклятья, спешил к нему с выдранным из штанов ремнем. Разведчика бросили в снег, затянули ремень выше раны. Он корчился, пыхтел, бешено вращал глазами. Александров с пулеметом распростерся за деревом, стал стрелять в глубину «коридора», где уже мельтешили фигуры в маскхалатах. Последних как ветром сдуло, остались в снегу два бугорка. Но это временное явление, врагу надо было лишь перегруппироваться. Данилов перехватил Анкутдинова под мышку, и оба упали, раненый взревел от боли. Подбежали еще двое, схватили его втроем — он продолжал кричать и закатывать глаза от боли.

— Уносите Рената, мужики! — выкрикнул Александров. — Я прикрою, давайте живо! Не бойтесь, догоню!

Не мог он никого догнать, и все это прекрасно понимали. Задержать — да, а вот выжить под таким огнем…

— Вы еще здесь? Ждете, пока всех прикончат?! — продолжал он ругаться.

Внезапно взвился раненый Анкутдинов, упал на живот рядом с Александровым.

— Ребята, уходите, мы с Шурой их задержим… — повернул он к разведчикам тоскливый, обреченный взгляд. — Товарищ старший лейтенант, скажите им… Мы их на самом деле задержим… А если повезет, еще повоюем… Со мной вы пропадете — я ходить не могу, все равно кровью истеку, только вас за собой к Аллаху утащу… А стрелять могу — правда, товарищ старший лейтенант…

Сердце обливалось кровью, когда Никита смотрел на своих бойцов. Было стыдно, неловко, люди отворачивались. А противник за кустами уже накапливался, лез, подтаскивал пулеметы. Взметнулась рука — от нее отделилась граната, полетела в кустарник. Взрывом разбросало несколько растений.

— Уходите, мать вашу!!! — взревел Александров и открыл огонь — бил экономными очередями.

Анкутдинов лежал рядом с ним, упирался в снег локтями, стрелял из «Суоми», при этом испускал пронзительные крики — то ли от боли, то ли от кипящей ярости. Скоро забросают гранатами, накроют пулеметным огнем…

Никита отполз, рыча на тормозящих товарищей. Голова кружилась уже всерьез, колотил озноб. Он поднялся, схватился за дерево, когда мир куда-то поплыл, перевел дыхание и побежал на юг…

Состояние ухудшалось. Мечников бежал, сжимая волю в кулак. И вдруг прояснилось в голове, озноб исчез, он вырвался вперед и остановился, дожидаясь отстающих. В этой местности было бессмысленно принимать бой. Редкий лес, как назло, лыжники обойдут и всех положат.

Перестрелка в тылу продолжалась недолго. Автомат Анкутдинова выдал несколько очередей и замолк. Пулемет стрелял гораздо дольше, Александров спешил выработать боеприпасы. Взорвалась граната, и все закончилось…

Люди карабкались на пригорок, задыхаясь, а за косогором упали в снег. Но осталась еще тяга к жизни, снова дружно подались наверх.

И тут из леса показались лыжники. Трое сразу попали под кинжальный огонь. Первый повалился на спину, лыжи, совершив эффектный круговорот, разлетелись в разные стороны. Второй схватился за простреленный бок, завалился в сторону. Третьего до определенного момента пули не брали. Разогнавшись, он не мог остановиться — катился с горки и орал от страха, сверкая выпуклыми глазами и являя собой идеальную ростовую мишень. Пули поразили грудь, он упал коленями на собственные лыжи, еще немного проехал, потом уткнулся носом в загнутые концы лыж, да так и остался в странной позе.

Опушка ощетинилась беспорядочным огнем.

— Отдохнули, товарищи? — прохрипел взводный, переворачиваясь на спину. — А теперь руки в ноги, и бежать! Эти черти знают местность, могут обойти и перекрыть дорогу!

Бег с препятствиями продолжился. Изначально разведчиков преследовал крупный отряд. Сколько их осталось? Половину точно перебили, часть рассеялась. Может, не все так плохо? Оборвался черный ельник, возникли скалы — нелепое нагромождение камней, целое каменное царство! Люди изумленно вертели головами — куда бежать? Две массивные гряды вздымались справа и слева, голый кустарник прибился к скалам, оставалось только пространство между ними — там можно было бежать, прокладывая витую дорожку между камнями. Завязли очень быстро — все свободное от камня пространство наполнял снег. Приходилось растаптывать участки, потом ступать в них, и все равно ноги проваливались. Но лыжники тоже не пройдут, брезжила утешительная мысль, им придется идти пешком, нести на себе свои чертовы лыжи…

— Командир, надоело… — прокряхтел Кочергин, перебираясь через гладкий валун. — Что мы бежим, как зайцы, не люди, что ли? Занимаем круговую оборону и отбиваемся до последнего… Все равно ведь не выберемся, ежу понятно…

— Разговорчики, Кочергин! — прорычал Мечников. — Отставить это упадничество! Голова перестала работать? Нас же с фланговых скал перестреляют! Заберутся на макушку и набьют свинцом по самую душу… Вперед, болезные, эти скалы скоро кончатся!..

Разведчики полезли дальше. Вроде легче становилось, реже спотыкались, не только у Никиты открылось «второе дыхание». Проход между скалами стал сужаться, и взводный поторапливал: быстрее, товарищи, самая малость осталась…

Спешили, словно чувствовали… Справа с гряды посыпались камни. Все дружно вскинули автоматы. И все же враг опередил. Разразилась стрельба. Трое ухитрились взобраться наверх — похоже, им пришлось хорошо пробежаться по лесу! Мелькали каски в белой материи, сосредоточенные лица над прицелами автоматов. Разведчики бросились врассыпную — благо укрытий тут было с избытком. Вскрикнул Иванченко — подставился под пулю. Но успел добежать, скорчился в три погибели за камнем. Только Леха Данилов не успел. Пуля попала в голову, он даже не понял ничего. Тело отбросило на массивный валун — он то ли сидел, то ли лежал, странно вывернув голову. Кровь сочилась из глазной впадины. Дружный рев вырвался из луженых глоток — все, кто остался, не считая выбывшего Иванченко, вскочили и открыли ураганный огонь по гребню скалы. Финнам не повезло, они считали, что владеют ситуацией. Двух сбили, как городошные биты, — они катились по обратной стороне гряды, а за ними катились камни. Третий схватился за живот, клюнул носом, зацепился носком за острый выступ. Разведчики продолжали стрелять — орали что-то в ярости, хотя боеприпасы были на исходе.