Поколение свиней - Хантер С. Томпсон

Кто знает, что значит это сообщение? Старт ракеты сильно напоминал катастрофу «Челленджера», не считая того, что все происходило ночью и не было последующего взрыва.

Неделя была полна бессмысленного насилия, охватившего весь мир. На Филиппинах люди выстраивались в очередь на распятие, а в Альбукерке полицейские застрелили человека, который непонятно зачем захватил четырех заложников в «Пицца-Хат».

Некоторые говорили, что разгул безумия связан с полнолунием, другие обвиняли мартовские иды, но на самом деле не было никаких других причин, кроме немотивированного страха и случайных конфликтов. Многие рыбаки во Флориде были поражены отвратительной кожной болезнью — розовым лишаем, который по внешним проявлениям похож на сифилис. Медики не назвали ни одной возможной причины болезни, кроме «ношения нового нательного белья».

Мой врач, известный в своей области человек, сказал, что болезнь вызвана загадочным вирусом, который хотя не поддается лечению, но не вызывает серьезных последствий, кроме стыда и отвращения.

— Я и сам одно время болел розовым лишаем, — сказал он. — Многие люди страдают от этой болезни, поверьте мне на слово, это очень мерзкая вещь.

«Что ж, — подумал я, — мы живем в мерзкие времена. Ленточные глисты могут пробраться в ваше тело и вырасти до пятидесяти футов за пять-шесть недель. А кровососущие черви с крюками — анкилостомы — могут проникнуть через кожу ваших босых ступней и поселиться в печени или головном мозге, и никто не сможет вам помочь — даже в клинике Джона Хопкинса или в медицинском центре Хьюстона».

Одно из моих самых ранних воспоминаний о Пасхе: субботним вечером бабушка объясняет мне, что когда она разбудит меня в воскресенье утром, то скажет мне: «Христос воскресе», а я должен сесть в кровати и ответить: «Воистину воскресе».

Я никогда не мог этого понять, но она делала так из года в год, хотя даже сейчас для меня этот ритуал по-прежнему лишен смысла.

С тех пор я стал понимать почти все, за исключением женской души, розового лишая и новостей прошедшей недели.

Но я разбираюсь в политике, и я знаю Пэта Быокенена. И когда играют не по правилам, я сразу это вижу.

Мы все знаем Патрика — в некотором смысле. Он — директор отдела общественных связей в Белом доме. Свою должность, которая дает большое влияние, он чуть не потерял неделю назад, когда при голосовании в Конгрессе по вопросу отправки бомб, ракет и автоматов на сумму 100 миллионов долларов — то ли для никарагуанских «контрас», то ли в Тегусигальпу[45]— Босс не досчитался 12 голосов.

Бьюкенен воспринял результат голосования как личное оскорбление и поклялся в ближайшее же время отомстить. Сенат должен был голосовать через неделю, и Патрик взялся поправить дело.

Что ему блестяще удалось. В ход были пущены все грязные приемы — от «линии смерти» в заливе Сидра до слухов о новой войне в Гондурасе (всего двухдневный марш-бросок до Харлинджена в Техасе, если верить вычислениям Рейгана), — и никто не удивился, когда в четверг Сенат проголосовал (53 к 47) за то, чтобы дать президенту все, что он просит, для продолжения войны в Никарагуа и для спасения должности Бьюкенена.

Волна превосходно организованного безумия захлестнула даже Била Брэдли, знаменитого баскетболиста-ветерана из Нью-Джерси. Он проголосовал вместе с Стеннисом, Термондом и Голдуотером[46], не испытав при этом никакого смущения.

В нашей истории можно найти немало таких авантюр, и они были, как правило, в высшей степени прибыльными. Так что строки из гимна морских пехотинцев — «от холмов Монтесумы до берегов Триполи» — не случайность.

31 марта 1986 года

— Как правило, нам требуются телки. Бычков мы кастрируем и продаем на мясо в Чикаго.

Джордж Странахан, хозяин скотоводческого ранчо в Колорадо

Сегодня вечером у моих соседей — аврал. Ковбои работают сверхурочно. Коровники освещены фонарями. Работают переносные обогреватели. Сильный снежный буран в Скалистых горах испугал коров, и они все начали телиться одновременно.

Около полуночи, по пути в таверну, я заметил на горизонте странное облако. В сельской местности такая картина обычно не предвещает ничего хорошего. Но когда я подъехал к повороту, за которым дорога пересекает ручей, я увидел, что это всего-навсего коровник Уэйна, освещенный как футбольный стадион. Вокруг коровника стояло много машин. Раздавалось мычание коров; в полутьме взад-вперед бегали люди с руками по локти в крови.

Это суетились работники фермы. Здесь выращивают крупный рогатый скот на продажу. Каждый теленок, рожденный сегодня ночью, через два года будет весить тонну. Тогда его продадут на коммерческой бирже в Чикаго по 58 центов за фунт.

Я дважды посигналил и поехал дальше. Было холодно, шел мокрый снег, который налипал на провода. Из-за снега у меня на два часа отключалось электричество. Я хороший сосед большую часть года, но не в сезон отела. Литературная работа — трудный хлеб, но писать все же намного легче, чем лезть внутрь обезумевшей коровы, чтобы вытащить теленка за ноги.

— Иногда приходится тянуть их веревкой, — сказал один из парней, сидевших в таверне. — Когда у телят путаются ноги, приходится забираться рукой внутрь и цеплять теленка за морду веревочной петлей. Первый раз я проделал эту штуку, когда входил в «Клуб четырех эйч»[47].

После этого я завязал с фермерством и отправился в Скотсдейл. Там я стал работать на теннисном корте — просто чтобы быть подальше от коров.

Он рассказал, что в те годы вел беспорядочную жизнь. Поступил в дилерскую школу в Вегасе, но это занятие не соответствовало его характеру. Потом переехал сюда, на Север, где нашел работу укладчика снега на горнолыжной трассе. Это бесперспективное занятие, сказал он, но дает бесплатные билеты на подъемник и остается достаточно свободного времени, чтобы работать над техникой скоростного спуска.

— Однажды мы утрамбовали снег так, что он стал твердым, как лед, — рассказывал парень. — По приборам, я разогнался до восьмидесяти одной мили в час просто чтобы испытать острые ощущения. На такой скорости невозможно даже дышать.

— Разве? — удивился я. — Рекорд — сто тридцать миль в час.

— Только сто двадцать девять с половиной, — быстро ответил он. — Правда, один парень сделал сто шестьдесят шесть, встав на крышу машины. Это было на соляной равнине в Бонневилле. На ста пятидесяти он чуть не потерял сознание, а водитель потом сказал, что не чувствовал сопротивления, и решил идти на рекорд. — Мой собеседник задумчиво улыбнулся. — Они действительно установили рекорд, — сказал он. — Должно быть, парню на крыше пришлось туго. К тому времени, когда они остановились и отстегнули крепления, ветер снял у него с лица два слоя кожи. С тех пор он больше ни разу не встал на лыжи.