Тысяча акров - Джейн Смайли

Кэролайн не жила на ферме уже десять лет. Конечно, на расстоянии ей казалось, что все решается очень просто. Мы с Роуз давно привыкли не обращать внимания на ее советы. Но в этот раз она вышла из себя. Понятно, что она волновалась, что любила отца, что тревожилась, не имея возможности быть рядом.

Когда я положила трубку, меня всю трясло, будто на ледяном ветру. От гнева. И от паники. Обвинения сестры казались одновременно надуманными и справедливыми, как если бы то, что я считала реальным, вдруг оказалось всего лишь одной из трактовок, версией, сфабрикованной в собственную защиту и выставленной на суд присяжных. Не было никакого толка кричать, что все так и было. Кричат только виновные. Я вспомнила: Роуз! Скорее рассказать Роуз или Таю. Хотя нет, со злостью надо быть осторожней, возможно, это лишь мимолетное чувство, но, изливая его, я могу заразить других. Нет, лучше смолчать.

Оставшееся утро я потратила на чистку ковров в гостиной и столовой. На ферме, сколько ни следи, чтобы все переобувались и переодевались, входя в дом, грязь все равно откуда-то берется. И ладно бы только земля, но еще и машинное масло, кровь, навоз. Я знаю хозяек, которые, сдавшись, застелили все комнаты линолеумом и утверждают, что получилось очень уютно, «совсем как паркет». Гарольд со своим бетонным полом недалеко от них ушел. Но, конечно, это исключения. Настоящие хозяйки гордятся тем, что могут содержать дом в идеальной чистоте: с белоснежными накрахмаленными занавесками, чистейшими коврами, блестящими подоконниками и не засаленной (или аккуратно зачехленной) мебелью. Как фермеры, приезжая друг к другу в гости, первым делом оценивают состояние дома, нужен ли ремонт, не облупилась ли краска, так и их жены обязательно проверяют, нет ли пыли на полу, паутины в углах и разводов на стеклах. И так же, как фермеры мечтают о новой, мощной технике, их жены спят и видят встроенные пылесосы, микроволновки, мультиварки, морозильные камеры, холодильники с автоматом для приготовления льда, стиральные и сушильные машины с большой загрузкой, посудомоечные машины и электрические фритюрницы. Но мечты в основном так и остаются мечтами. Роуз, например, всегда хотела отжимной каток для белья, потому что любила, когда все, начиная с кухонных полотенец до простыней, идеально отглажено.

Накануне я съездила в Кэбот и взяла там в аренду электромойку для ковров. Работа кипела, и к обеду пот с меня лил ручьями, несмотря на новый кондиционер. Я задернула шторы и словно спряталась за успокаивающим мерным жужжанием мойки от внешнего мира: от выходок отца, гнева Кэролайн, настороженного внимания Роуз. Мне доставляло огромное удовольствие наблюдать, как полоса за полосой ковер преображается, освобождаясь от грязи. Так же, полоса за полосой, пашут поле. Когда, закончив, я выключила мойку, в голове не осталось ни одной мысли от долгого монотонного шума, мышечного напряжения и изнуряющей жары. Я выпрямилась, потянула спину и пошла слить грязную воду из контейнера. Прямо посреди кухни стоял Джесс Кларк и улыбался. От неожиданности я вздрогнула, расплескав воду.

– Прогуляемся? – предложил он.

– Ты давно здесь?

– Только зашел. Я звонил пятнадцать минут назад, но никто не ответил. Так прогуляемся?

– Я устала и проголодалась. Ты всегда появляешься неожиданно.

– Просто ты меня не замечаешь.

– Неужели, – буркнула я с раздражением и пошла выплескивать грязную воду в свинарник. Когда вернулась, Джесс все еще был на кухне и уходить явно не собирался.

– У меня полно дел, и на улице жарко, – попыталась я его спровадить. – Давай в другой раз.

– Всего на полчасика. Мне надо выговориться.

Я взглянула на свое отражение в окне: волосы всклокочены, щеки и подбородок в грязи, – но любопытство и любовь к ближнему уже начали вытеснять раздражение.

– Кстати, я видел Тая. Он сейчас в Пайке в магазине инструментов. Представители «Джон Дир» устроили рекламную демонстрацию с барбекю. Там толпа народа. Тай просил передать, что обед можно не готовить. Собственно, поэтому я и звонил пятнадцать минут назад.

– А обед для папы сегодня готовит Роуз…

– Ну вот! Пойдем?

– Никто не гуляет в самое пекло.

– Я знаю тенистое местечко.

– Ну-ну, – пробормотала я, приглаживая волосы и умываясь, но, конечно, мне было приятно, что он пришел выговориться ко мне, а не к Роуз.

«Тенистое местечко» оказалось свалкой за нашей фермой в лощине, поросшей шиповником, куда мы и Гарольд Кларк стаскивали ненужные вещи. Единственными деревьями там были чахлые тополя и гледичии[3], густо поросшие острыми тонкими шипами длиной с ладонь. Я нечасто сюда наведывалась, особенно после того, как мы стали платить за ежемесячный вывоз мусора. Поняв, куда мы идем, я остановилась, но Джесс потянул меня дальше.

– Ты что, не любишь свалку? Я в детстве тут часами пропадал. После возвращения уже третий раз сюда прихожу. По-моему, это самое интересное место на ферме.

– Шутишь?

– Пойдем, пойдем. Я покажу тебе дикие растения. Некоторые кусты еще цветут – аромат божественный!

Всюду валялась какая-то незнакомая рухлядь: проржавевшая автомобильная рама, железные бочки, старая кровать, кузов пикапа с разломанным сидением, моток колючей проволоки, расколотый унитаз и еще куча всего по мелочи. Вообще эта свалка считалась нашей, но нашего там почти ничего не было. Мусор притягивает мусор. Помню, Роуз как-то нашла там старинную вешалку из дуба и меди (это мы поняли, когда ее отчистили). В антикварном магазине в Кэботе ее приняли за сорок долларов. После этого мы с сестрой прочесали всю свалку вдоль и поперек, но больше ничего ценного не нашли.

– Всегда поражаюсь, откуда берется это барахло! – воскликнула я. – Неужели кто-то специально приезжает втихаря, чтобы выкинуть мусор? Я ничего здесь не узнаю.

– А мне это автомобильное кресло кажется знакомым. Напоминает отцовский «Плимут Вэлиант» 62 года. Помнишь, когда Гарольд его купил? Его первая неподержанная машина.

– Да, помню. С синими полосами по бокам.

– Точно, – кивнул Джесс.

– Он до прошлого года на ней ездил.

Джесс, в это время зачем-то шуровавший палкой под остовом кровати, выпрямился и посмотрел на меня удивленными глазами. Я расхохоталась:

– Шутка! Он еще десять лет назад от нее избавился.

Джесс улыбнулся. Я осмотрелась: кусты шиповника разрослись выше моего роста, так что из нашего дома свалку не видать, зато дом и сарай Гарольда проглядывали сквозь редкие деревья. На нижних ветках шиповника еще белели цветы: пять простых лепестков как раскрытая ладошка крошечной руки. Я наклонилась и вдохнула их резковатый парфюмерный аромат.

– Ты осенью собираешь шиповник? – спросил вдруг Джесс. – Он здесь, наверное, крупный как вишня.