Счастье бывает разным - Иосиф Гольман

Я взяла ее, как маленькую, на руки — при моей комплекции это было несложно, да и молодая была. Прижала к груди.

— Успокойся, Катюшка, — сказала я. — Сейчас во всем разберемся. — Мне уже было ясно, что проблема скорее духовная, чем материальная.

Она сначала попыталась вырваться из моих рук, а потом вдруг уткнулась мне в грудь и выплакалась с облегчением.

Я не стала тащить ее из зала. Устроились здесь же, на скамейке.

— Ну, рассказывай.

И она после короткого раздумья рассказала, что ожидала стать первой на районной олимпиаде, а стала второй.

— Не страшно, — сказала я. — На городскую едут все три призера.

Впрочем, мы обе понимали, что дело отнюдь не в олимпиаде. Это просто повод, спусковой крючок. Причина гораздо глубже и неприятнее.

— Со мной никто не дружит, — проговорила она тихо.

— Ну, ты скажешь, — не согласилась я. — Да за тобой полкласса табуном бегает. И плюс еще — из параллельных.

— Мальчишки — да, — шмыгнув носом, согласилась Катюха. — А девочки меня не любят.

— И при этом все хотят с тобой дружить.

— Вроде хотят, но мне кажется, они рады любой моей неприятности.

— Все не так страшно, — вздохнула я. Похоже, мне предстояло обсудить пусть с умным, но еще ребенком совершенно недетскую тему. — И потом, разве не ты заводила во всех классных делах?

— Они меня не любят, — повторила Катя, снова всхлипнув. — Они не настоящие подруги. Подруги должны радоваться, если у меня что-то получается.

— А ты всегда рада успехам соперниц? — осторожно спросила я. — Ну, на своих легкоатлетических соревнованиях, например. Или на танцевальных.

— Но там же спорт, — возразила девочка. — Сами говорите — соревнования.

— Катенька, милая, — улыбнулась я. — Вся наша жизнь — это соревнование.

— И папа мне так же говорит, — еще больше расстроилась она.

— Боюсь, что мы с твоим папой вкладываем в это понятие немножко разный смысл, — мягко сказала я, не отпуская от себя притихшую девочку.

— В чем — разный?

— Папа ведь всегда хочет, чтоб ты была первой?

Это стандартная болезнь всех пап, родивших вместо мальчика девочку. Но об этом я не стала говорить.

— Конечно, — не поняла Катюха. — А разве можно иначе?

— Можно, — ответила я. — Главное — быть не первой, а счастливой. Это не всегда взаимосвязано.

— То есть можно быть последней и счастливой? — не поверила она.

— А почему нет? — Я попыталась вывести девочку за грань привычных стереотипов. — Представь себе, что ты не добежала марафон, сошла с дистанции. Ужас, правда?

— Правда, — согласилась она. — Я никогда не схожу с дистанции. Папа говорит, надо бежать до второго дыхания.

— Твой папа мудрый, — теперь согласилась я, но продолжила свою линию: — Так вот, сошла ты с дистанции. Сидишь, плачешь. Как сейчас. А тут на велосипеде едет принц. Поразился твоей красоте, а ты — его, влюбились вы разом и все такое. Но если б ты по-прежнему бежала в толпе марафонцев, вы бы с ним просто не встретились, разминулись. Понимаешь, к чему я?

— А если я сошла с дистанции, а принц не пришел?

— Такое тоже бывает, — вынуждена была признать я. — Я просто хочу сказать, что жизнь сложнее любой модели. Даже построенной таким мудрым человеком, как твой папа. И еще хочу сказать, что ты, в своей гонке, много чего пропускаешь.

— Что я пропускаю? — спросила Катюха, но, по-моему, она уже сама дошла до ответа. И это очень меня обрадовало.

— Тебе не хватает настоящих друзей, но ты же не идешь им навстречу.

— Вы Вовика имеете в виду? Так я с ним дружу.

— Когда есть время, правда?

— Правда, — потупила она глазки.

— А он — настоящий друг. И на настоящего друга всегда должно находиться время. Машеньку Карамышеву ты тоже не замечаешь?

— Да я вижу, как она за мной ходит. Но, Вера Дмитриевна, она такая чуня! Чулки перевернуты, в очках, ни побегать, ни попрыгать. Мальчишки заденут — сразу реветь.

— А ты заступись. Я же вот за тебя заступаюсь, когда ты ревешь. Даже если вовсе не из-за мальчишек.

Катюха задумалась.

— Машка умная, — наконец задумчиво проговорила она.

— Главное не в этом, — возразила я. — Главное — что она в тебе души не чает. И уж точно не будет радоваться твоим неприятностям. В общем, друг мой, смотри по сторонам внимательнее — обнаружишь много интересного. И постарайся понять, что любая победа сама по себе счастья не принесет.

Катя уже успокоилась, мы вскоре вышли из спортзала — я отправилась проверять тетрадки с домашним заданием, она пошла домой. Я выглянула в окно — могла и не выглядывать: ее верный Санчо Панса, Вовик Чистов, уже тащил ее школьный ранец.

Да, так с чего я начала? Вот ведь, старость — не радость! Ну, конечно — я встретила Катюшку у гастронома. Она тут же отпустила водителя на огромной черной машине, схватила меня за руку и потащила в кофейню.

Мне было неловко, я знала, что платить будет Катя — там чашка чая стоит, как пять моих обедов. Но отказаться сил не хватило — так хотелось поговорить с девочкой.

Катюша заказала для себя большую чашку крепчайшего кофе, а мне, как я ни упиралась, — мое любимое какао с шарлоткой. Оказывается, помнит с наших школьных застолий. Мне было очень приятно.

— Как жизнь? Как детки? — спросила я.

— Все, в общем-то, неплохо, — ответила она. Но глаза были какие-то невеселые.

Я не стала лезть ей в душу, спросила только про Вовку Чистова — такой же он сумасшедший папашка, как раньше, или подуспокоился.

— А мы с Вовой расстались, — огорошила меня Катерина. И по ее заблестевшим глазам я поняла, что эту тему сейчас лучше не трогать.

Катенька сидела за столиком прямая, красивая, молодая.

А мне хотелось, как тогда, в полутемном пустом спортзале, обнять мою маленькую глупую Катюху, прижать ее к груди и дать выплакаться, а потом еще раз попросить внимательнее смотреть по сторонам и не гоняться за верхней ступенькой пьедестала почета.

Через полчаса мы расстались.

Я долго смотрела ей вслед и просила Бога, чтоб он открыл ей глаза и послал удачу.

Майка шла к месту встречи, как к месту казни.