Кризис психоанализа - Эрих Фромм

Безусловная природа материнской любви заложена биологически. Уверенность в том, что материнская (или ее психологического эквивалента) любовь не зависит ни от какого условия, означает, что выполнение нравственных установок играет гораздо меньшую роль, так как оно не условие, за которое любят.

Только что описанные черты резко отличаются от характеристики образа матери, уважаемого сегодня в патриацентрическом обществе. В основном это общество признает только мужество и героизм мужчины (у которого эти качества смешаны с большой порцией нарциссизма), а образ матери превратился в пример сентиментальности и слабости. Вместо безусловной материнской любви, обнимающей не только собственных детей, но всех детей и всех людей, мы видим специфически буржуазное чувство собственничества, распространяемое на образ матери.

Изменение образа матери представляет собой социально обусловленное искажение отношения мать – дитя. Последствие этого искажения – и также изменение эдипова комплекса – замещение желания быть любимым матерью желанием защищать ее и поднимать на пьедестал. Мать перестает быть защитницей; теперь ее нужно защищать и держать в «чистоте». Формирование поведения, ломающего первоначальное отношение к матери, также переносится на другие материнские символы – такие как страна, нация, душа; именно это отношение играет важную роль в крайне патриацентрических идеологиях сегодняшнего дня. Мать и ее психологические эквиваленты не исчезли из этих идеологий, но они изменили свою функцию защитников на нуждающихся в защите.

В итоге можно сказать, что для патриацентрического индивида – и общества – характерен комплекс черт, в котором преобладают строгое Супер-эго, чувство вины, бесспорное признание отцовского авторитета, желание господствовать над слабым и испытывать при этом удовольствие, восприятие страдания как наказания за свою вину и ущербная неспособность к счастью. Для матриацентрического комплекса, напротив, характерно чувство оптимистической веры в существование безусловной материнской любви, намного более слабое Супер-эго и большая способность к обретению удовольствия и счастья. Наряду с этими чертами также развивается идеал материнского сострадания и любви к слабым и всем нуждающимся в помощи{11}.

Так как оба типа можно найти в любом обществе, то приведенные характеристики в усредненном варианте верны для всех обществ. Патриацентрический тип, вероятно, преобладает в буржуазно-протестантском обществе, а матриацентрический тип, распространенный в Средние века, остается в современном южноевропейском обществе. Такой вывод приближает нас к веберовскому положению связи буржуазного капитализма с протестантским трудовым этосом, противоположной связи с трудовым этосом католицизма.

Хотя есть возражения против специфических тезисов Вебера, факт такой связи теперь является неотъемлемой частью научного знания. Сам Вебер исходил из идеологического обоснования взаимосвязанности буржуазного капитализма и протестантского духа, не при бегая к конкретному анализу тенденций.

Католицизм также содержит много патриацентрических черт: Бог Отец, иерархия священников-мужчин и т. д. – но важную роль в нем матриацентрического принципа нельзя отрицать. Дева Мария и сама Церковь психологически представляют собой Великую Мать, которая хранит всех своих детей на своей груди. Даже самому Богу приписываются некоторые материнские черты, хотя, может быть, неосознанно. Каждый «сын Церкви» может быть уверен в любви Матери Церкви, пока он остается ее чадом или возвращается в ее лоно. Точнее говоря, нравственные установки играют большую роль. Но сложный механизм взаимоотношений действует так, чтобы убедить, что эти правила имеют социальный вес, и каждый отдельный верующий уверен, что любовь к нему безусловна. Католицизм не исключает появления чувства вины, вместе с этим, однако, он дает способы освободиться от этого чувства. Цена, которую каждый должен заплатить за это, – высокая привязанность к Церкви и ее служителям.

Протестантизм, напротив, проделал тщательную работу по исключению матриацентрических черт христианства. Материнские черты, присущие Богу, вытеснили Деву Марию или Церковь. В центре теологии Лютера[93]мы найдем сомнение или неверие, что человек может иметь какую-то надежду на любовь. Существует только одно надежное средство – вера. В кальвинизме и во многих направлениях протестантизма это средство оказывается не столь эффективным. Решительным образом к нему добавляют роль исполнения своего долга («аскетизм внутреннего мира») и благоволение Бога и ниспослание его милости тем, кому сопутствует успех в светской жизни{12}.

Подъем протестантизма обусловлен теми же социальными и экономическими факторами, что обеспечили подъем «духа» капитализма. И, подобно всем религиям, протестантизм исполняет функцию бесконечного воспроизводства и укрепления стимулов, необходимых для данного общества. Патриацентрический комплекс, при котором исполнение долга и успех выступают главными движущими стимулами жизни, а удовольствие и счастье играют второстепенную роль, представляет собой одну из наиболее мощных производительных сил, стоящих за огромным экономическим и культурным ростом капитализма. До эпохи капитализма людей (например, рабов) физической силой заставляли отдавать каждую каплю своей энергии экономически полезному труду. Под влиянием патриацентрического комплекса люди стали отдавать свою энергию, повинуясь «свободной воле», потому что теперь внешнее принуждение стало внутренним стимулом. Правящий класс буржуазного общества стал подлинным представителем специфически буржуазного трудового этоса. В противоположность внешней силе, однако, процессы интровертизации привели к другим результатам; выполнение установок сознания предполагало удовлетворенность жизнью, что стало большим вкладом в дело укрепления патриацентрической структуры[94].

Однако такая удовлетворенность была довольно ограниченным чувством, потому что исполнение долга и экономический успех оказались слабыми заместителями утраченной способности наслаждаться жизнью и внутренним покоем, основанным на сознании, что тебя безусловно любят.