Кризис психоанализа - Эрих Фромм

Важное различие заключается и в том, что сексуальные влечения, в отличие от стремления к самосохранению, могут находить выход через замену их другими, удовлетворение которых возможно по внутренним или по внешним причинам. Взаимозаменяемость сексуальных влечений позволяет психоаналитику понять психические процессы и у невротика, и у здорового человека. Это краеугольный камень психоаналитической теории, но это также и социальный факт, имеющий важнейшее значение. Он позволяет предлагать массам именно те способы удовлетворения, которые социально доступны и желательны с точки зрения правящих классов[98].

Подводя итоги, можно сказать, что сексуальные инстинкты, которые можно отложить, подавить, сублимировать и заменить, гораздо более пластичны и гибки, чем инстинкты самосохранения. Первые дополняют последние и следуют за ними[99]. Большая гибкость и заменяемость сексуальных инстинктов не означает, однако, что их можно постоянно оставлять неудовлетворенными; есть не только физический, но и психический уровень существования, и сексуальные инстинкты хотя бы в минимальной степени требуют удовлетворения. Различия между этими двумя группами влечений, как здесь отмечено, предполагают скорее, что сексуальные инстинкты могут в значительной мере адаптироваться к реально существующим возможностям их удовлетворения, то есть к конкретным условиям жизни. Через эту адаптацию обеспечивается их многообразие, и только у невротических индивидов обнаруживаются нарушения способности к адаптации. Именно анализ выявил способность сексуальных влечений к модификации. Он научил нас понимать характер инстинктов индивида в пределах его жизненного опыта. Активная и пассивная адаптация биологической структуры, инстинктов к социальной действительности является ключевой концепцией психоанализа, и изучение психологии личности исходит из этой концепции.

Фрейд занимался психологией личности. Но когда было открыто, что инстинкты являются движущей силой, основой поведения человека и когда бессознательное стало рассматриваться как источник идеологических установок и поведенческих паттернов человека, теоретики психоанализа не могли не сделать по пытку перейти с изучения личности к изучению общества, от психологии индивида к психологии социума. Они применили психоаналитические методы для обнаружения скрытых источников явно иррациональных поведенческих моделей в жизни общества – в религии, культуре, политике и образовании. И здесь они неизбежно должны были встретиться с трудностями, которых до сих пор удавалось избегать, пока сфера их деятельности ограничивалась индивидуальной психологией.

Но эти трудности не меняют того факта, что способ исследования социального поведения был подсказан психоанализом, был его закономерным научным следствием. Если проявления инстинктов и бессознательное были ключом к пониманию психической жизни человека, то психоанализ также мог распространить свои методы на установление мотивов, лежащих в основе социального поведения. Ибо общество состоит из индивидов, которые подчиняются тем же самым психологическим законам, которые психоанализ открыл в индивиде.

Таким образом, представляется ошибочным, когда кто-либо (Вильгельм Райх, например) ограничивает психоанализ областью индивидуальной психологии и выдвигает доводы против его применимости к социальным явлениям (политике, классовому сознанию и т. п.){14}. Тот факт, что какое-то явление изучается социологией, разумеется, не означает, что оно не может быть предметом психоанализа (так же как изучение физических характеристик предмета не исключает изучения его химических свойств). Тезис, будто психология имеет дело только с индивидом, в то время как социология – только с обществом, ложен. Как психология имеет дело с социализированным индивидом, так и социология имеет дело с группой индивидов, психическая структура и реакции которых должны учитываться. Далее мы обсудим роль, которую психические факторы играют в общественных явлениях, и укажем на функцию аналитической социальной психологии.

Теория общества, с которой психоанализ имеет как сходство, так и расхождение, – исторический материализм.

Поскольку обе теории являются материалистическими, берут начало не в «идеях», а в земной жизни и потребностях, они особенно близки в оценке функций сознания. Оно рассматривается не столько как организующая сила в основе поведения человека, сколько как отражение других скрытых сил. Но когда речь заходит о природе сознания и факторах, обусловливающих его функционирование, между этими двумя теориями возникают непреодолимые расхождения. Исторический материализм рассматривает природу сознания как форму общественного бытия; психоанализ считает природу сознания отражением инстинктивных влечений. Насколько же велико расхождение между этими точками зрения? Может ли использование психоаналитического метода пополнить теорию исторического материализма? Если да, то как?

Прежде чем обсуждать эти вопросы, представляется необходимым рассмотреть положения, которые психоанализ вносит в изучение проблем общества[100]. Фрейд никогда не считал, что предметом психологии является изолированный человек, а не индивид во всей полноте его социальных связей.

«Индивидуальная психология, несомненно, занимается индивидуальным человеком и рассматривает способы, какими он пытается удовлетворить свои инстинктивные влечения. Но только редко и при особых исключительных обстоятельствах она в состоянии абстрагироваться от отношений этого человека с другими индивидами. В психической жизни индивида другие люди, как правило, должны рассматриваться или как объекты, помощники, или как оппоненты. Таким образом, с самого начала индивидуальная психология является одновременно социальной психологией – в данном расширенном, но легитимном смысле»[101].

С другой стороны, Фрейд считал иллюзией социальную психологию, где предметом исследования выступает некая группа людей, «общество» или социальный комплекс с «массовой» или «общественной душой». Он исходил из того, что любая группа состоит только из индивидов и что только индивид как таковой является субъектом психических свойств. Фрейд также отказывался принять определение «общественный инстинкт». По его мнению, «общественный инстинкт» не может быть «примитивным, стихийным инстинктом». Истоки его образования и развития коренятся в семейном окружении. Социальные атрибуты обязаны своим происхождением, интенсификацией (или ослаблением) влиянию специфических жизненных условий и культивированию определенных инстинктов окружением.