Вилла мертвого доктора - Александр Грич

— Тут мы и себе можем помочь, — сказал Олег многозначительно. И не понимал в эту минуту, насколько он может оказаться прав. — Кстати, — добавил Потемкин, не акцентируя, — я себя теперь в Калифорнии чувствую почти совсем как дома. Меня уже и убить пытались.

В трубке наступила тяжелая тишина.

— Рассказывай! — потребовал Гэри. И, выслушав Олега, резюмировал: — Паршиво. Прилечу, будем разбираться.

Хопкинс перезвонил уже вечером, голос у него был глухой.

— Не даешь ты мне скучать, приятель. Мало того, что твой опыт оказался заразным, на меня тут засаду сегодня пытались устроить, так ты мне еще и загадки задаешь… В общем, так. Один ты это дело с твоим Дятловым продолжать не сможешь. Степень секретности поднята потому, что этим человеком плотно занимается ФБР. Насколько плотно — пока не могу сказать, но есть у меня там один добрый знакомый, и он обещал, в порядке любезности, частично ввести тебя в курс дела. Настолько, насколько это возможно. И при условии, что дальше меня и тебя эта информация не пойдет. Москвичам ты можешь уже сегодня, не дожидаясь встречи с Коммингсом (этого моего знакомца Коммингс зовут), так вот — москвичам уже сегодня можешь подтвердить то, что их интересует. Деньги у Дятлова есть, и он, судя по всему, систематически перекидывает крупные суммы в Россию. Почему он это делает, когда все нормальные бизнесмены из страны деньги вывозят, — я понятия не имею. И как он это делает — этого мы с тобой тоже не знаем, пусть твои коллеги немного посопят, поднапрягутся — может, тогда и выяснят. Но это все, что мы можем им сообщить, и то неофициально. Хочу еще раз подчеркнуть: наша с тобой задача — не подвести ребят, которые дали нам эту информацию. Завтра ты будешь знать точнее, что там и как, но, по‑моему, там они готовят что‑то достаточно серьезное. Как поняли меня?

— Вас понял хорошо, сэр. Можно спросить, кто на вас собирался устроить засаду?

— Вот когда ты окажешься в моем кабинете, я буду готов рассказать тебе все в подробностях. Можешь мне поверить, что ничего отрадного в этой ситуации не было. Ну а в общем и ничего из ряда вон выходящего. — Хопкинс помедлил. — Еще раз напоминаю тебе о том, что говорить москвичам.

— Ten — four. — Олег положил трубку.

«Десять — четыре». Почему эти цифры в спецслужбах Штатов означают «Понял вас»? Кто его знает… Мы живем в таком количестве условностей, что иногда страшно делается. Но если ты хочешь понимать, что происходит, и хочешь, чтобы тебя понимали, — без знания условностей не обойтись.

* * *

Убирала дома у Хопкинса мексиканка по имени Лаура — подтянутая женщина лет пятидесяти, хорошо следившая за собой и на уборщицу в традиционном понимании этого слова совершенно непохожая. Экономкой она вполне могла быть, в том числе и в богатом доме, — и никто в этом не увидел бы ничего необычного. Ее, кстати, на работу экономки приглашали, и не раз — Лаура с удовольствием об этом рассказывала, а Олег охотно верил, что все это так и было.

— Для меня, — говорила Лаура, сметая пыль с огромного обеденного стола в гостиной, — главное — независимость. Я — женщина аккуратная и обязательная. Не какая‑нибудь, которая на час. Я у господина Хопкинса уже четыре года работаю, а есть дома, куда я и по десять лет хожу — и все довольны. У кого‑то я работаю раз в неделю, у кого‑то — дважды в неделю, а кому‑то и раза в месяц за глаза хватает. Неважно. А что важно мне? Что я сама себе принадлежу. А когда ты начинаешь работать на кого‑то одного — вот тут и получается, что ничего не получается… Лаура лихо процитировала эту поговорку по‑испански и подняла глаза на Олега — понятно ли? Олег знал испанский прилично. Далеко не так, как английский, конечно, но поддержать беседу и разобрать текст мог довольно сносно. Другое дело, что это свое умение он по ряду причин старался не демонстрировать — на службе, особенно на такой, как у него, встречаешься с самыми разными людьми, и иногда то, что посторонние при тебе говорят, считая, что ты не понимаешь говорящего, дает преимущества, и немалые.

Вот во время дела Франклина, когда «братки» из колумбийского концерна общались при нем свободнее, чем надо было бы, — это помогло прикрыть их группу в Кейптауне гораздо быстрее и эффективнее, да и жизней много спасло. Впрочем, ситуации с языком не всегда драматические. И география может быть самой разной. Скажем, разрабатывая группу по нелегальной торговле автомобилями с Японией во Владивостоке, Олег нежданно‑негаданно оказался в ситуации, когда ему позарез нужен был передвижной подъемный кран, чтобы срочно «перекрыть» выезд из одного из портовых терминалов, причем перекрыть не силой оружия, а вроде бы случайно, «в рабочем порядке». Коллеги были бессильны — нужного крана в порту не было. Развел руками и начальник транспортного хозяйства.

— Подскажите, у кого он может быть? — попросил Олег. — Мне кран сейчас — позарез.

— Работают тут ребята из Мексики, — сообщил начальник транспорта. — Строители. И есть у них кран, как раз такой, как тебе потребен… Но у них менеджер такой мужик — Горацио зовут. Гонора — выше крыши, к нему на сраной козе не подъедешь.

Но Олег был уже в машине и через десять минут общался с Горацио. Времени не было — и он сразу заговорил по‑испански.

— Янки? — Горацио действительно был парнем бывалым, раз с налету услышал нью‑йоркский акцент Олега.

— Москва, амиго. — Олег достал удостоверение. И вопросов не было, и через двадцать минут кран уже работал, перегораживая какими‑то контейнерами выезд из нужного оперативникам терминала. Так удалось взять с поличным торговцев, которые давно уже работали под прикрытием местных властей, да так бы и продолжали работать, если бы не этот подъемный кран. Вот тебе и испанский язык…

Что же до Лауры — с ней Олегу всегда было легко общаться. Она никогда не начинала разговор первой. Правда, если она начинала говорить, то остановить ее было уже непросто. Но вот что интересно — в ее разговорах, помимо обычных тем — болезней, роста цен, неблагополучия в сфере обслуживания, и вообще — «Теперь, господа, все совсем не так, как было двадцать лет назад», — на что Олегу всегда хотелось ответить: «Конечно, не так, вы же были на двадцать лет моложе…» Так вот, помимо этих общих тем, Лаура всякий раз рассказывала что‑то, чего не знал Олег. Потому что, когда ты оказываешься в чужой стране, любая мелочь может быть интересной и важной, а всем мелочам никакая спецшкола не учит, а здешние коллеги о них не рассказывают, потому что для них это вещи, не заслуживающие внимания. Вот в прошлый раз сообщила Лаура, как «прокололся» ее племянник, который не захотел подавать иск против компании, где работал. У него угнали машину в рабочее время со служебной стоянки. Он никуда не обратился. Мотивировал племянник тем, что лично обязан владельцу компании. То есть соблюдал кодекс чести, как понимал его… А того не понимал, что компенсацию ему платит не владелец, а страховка… Потерял, по словам Лауры, большие деньги.

А до этого поведала Лаура историю, как приходят людям имейлы, где сообщается, что с их счета снято, скажем, полторы тысячи долларов за определенный заказ и сам заказ готов к отправке. И — номер телефона, куда надо звонить, если есть вопросы. Естественно, человек кидается к телефону, на телефоне его держат длинными сообщениями, переключениями, музыкой и любыми уловками минут двадцать. Потом недоразумение разрешается. И человек, довольный, кладет трубку. А в конце месяца приходит счет, и выясняется, что разговор этот стоил, скажем, десять долларов в минуту. Двести долларов ушли, как дым. А сколько тысяч человек звонили за разъяснениями? Умножьте… Вполне приличная сумма выходит. И попытки найти несуществующую компанию, естественно, обречены на провал.