Вилла мертвого доктора - Александр Грич

— Давно? — только и спросил Олег.

— Всегда! — так же лаконично ответствовал Коммингс. — В последние годы побольше, чем в предыдущие. Возросла активность этих ребят, возросла. И знаешь, что интересно — серьезную роль в этой активности играют твои бывшие земляки.

— То есть?

— То есть — не знаю уж, почему, этот бизнес очень привлекает эмигрантов недавней волны. И ваши — в первых рядах. Хотя почему я говорю, что мне это непонятно? Тут как раз все ясно. То, что новые эмигранты активны и им надо занять свое место под солнцем, — это как пить дать. А то, что ваши среди них лидируют, — и тут, если разобраться, нет ничего неожиданного. От вас, из России, приезжают люди с образованием. Они грамотные, они тренированные — ворочают мозгами и сразу соображают, где у системы слабые места. Я иногда смотрю на них и думаю — как будто их специально в вашем тоталитарном режиме готовили для того, чтобы «работать» в наших условиях. Успешно многие работают. На лице Коммингса снова появилась улыбка. — Еще как успешно. И инженеры, и ученые, и программисты. А по количеству врачей и юристов ваших на душу населения — так вы на одном из первых мест. Вместе с корейцами, если не ошибаюсь. Но мы ведь с тобой не доклад конгрессу готовим о полезности иммиграции для страны. Мы с тобой о нашей специфике говорим — а ты ее зацепил, занимаясь совсем другими делами. И запретить вам этим заниматься мы никак не можем, к сожалению, — я проверял… А потому у меня к тебе большая просьба: попробуй ограничить свою работу так, чтобы этих ребят ни в коем случае не спугнуть. То есть ты расследуешь убийство — о’кей! Но их медицинской деятельности, о которой я тебе сказал, бога ради, не касайся ни словом, ни намеком! Тогда все нормально. Больше того — ты, раз ты ими уже занимаешься, сможешь наверняка и мне помочь, потому что масштабы там — у‑у‑у! — Коммингс покрутил головой.

— Спасибо. И — откровенность за откровенность — я сейчас сижу на деле профессора этого, которого убили… Фелпса.

— Да. Интересно. — Коммингс потеребил воротник рубашки. — А вы там с какого бока?

— Вот послушай… Он же был как раз активный борец против нынешней системы медицинского страхования. И одна из версий — что именно поэтому его и убрали. Вот я этим и занимаюсь, с первых дней.

Коммингс прищурился:

— И какие успехи?

— Трудновато. Полиция в первый же день задержала подозреваемого — но это все совершенно не по делу. Отпустили. Мы сейчас арестовали человека, который имел отношение к убийству — почти наверняка. Но он, как говорят в России, в глухой несознанке. И судя по тому, что я видел, не очень‑то большие шансы его расколоть. Я имею в виду — выявить заказчика.

— А он без заказчика тебе не сильно интересен, я так понимаю…

— Ну да… Хотя тут много неожиданного. И «Медикал транспортейшн» этот выплыл, и Дятлов. И по другим линиям все идут медицинские дела, о которых я думал в связи с убийством Фелпса. Но вот я тебя послушал — и думаю, что наши субъекты могут во многих случаях пересекаться. Поэтому еще раз спасибо, и обещаю, что постараюсь помочь чем могу. А насчет осторожности — веришь ли, как чувствовал. Я в эту транспортную компанию сам не пошел, послал сотрудника, и даже не просто послал, а под «крышей» — вроде он журналист.

— Да? — заинтересовался Коммингс. — И что он тебе интересного рассказал?

— Да вроде контора как контора, но об одном из ее хозяев, господине Дятлове, я тебе, думаю, могу сообщить много деталей, о которых ты можешь и не знать… — И Олег коротко ввел Коммингса в курс тех деталей биографии Скворчика, которые помнил. И пообещал куда больше подробностей в ближайшем будущем.

— Все‑таки надо себе доверять. Было у меня чувство, что не зря я с тобой сегодня встречаюсь, — резюмировал Коммингс. — Знаешь, по официальным каналам — пока это все получишь… И что именно получишь… Ладно, это Дятлов. А общие впечатления у тебя какие?

— Высокая занятость. Много звонков, особенно в утренние часы. Водители, которые азартно играют в домино, если ты знаешь, что это за игра.

— Я больше блэк‑джеком увлекаюсь. Ну‑ну, продолжай…

— Да, вот водители тоже говорили о том, что много русских — и среди персонала, и среди тех, кого компания обслуживает. Да, и деталь — русский плакат на стене — из каких‑то стародавних времен, я такие уже не застал. Что‑то типа: «Не болтай! Враг не дремлет!»

— А про этот плакат ты к чему говоришь?

— Да странно просто тут его увидеть. Я этот плакат только по старым книгам знаю. В Союзе, видишь ли, культ секретности всегда был. Все секретили — что надо и что не надо… На этом поколения вырастали. А увидеть его здесь…

Олег поглядел на Коммингса. У собеседника было такое лицо, как будто он собирается сказать что‑то, но никак не решится. Самое лучшее в таких случаях — отстраниться и сделать вид, что ты совершенно не заинтересован. И Олег полез в карман — вроде бы за носовым платком, который в этот момент был ему совершенно не нужен. И вспомнил снова Бене и его разговорчики о носовом платке.

— Вот что, — наконец решил для себя Коммингс. — Разговор у нас вроде получается. И если ты так чувствуешь ситуацию, что послал туда парня под видом журналиста, — ладно, давай я тебе про эту комнату еще расскажу. Знаешь, как называют ее между собой хозяева этой транспортной компашки? Они ее зовут «комната откатов». Водители оттуда часа в два разъезжаются, и комната стоит совершенно пустая. Но, как говорят, «свято место пусто не бывает». В эту комнату приходят люди, которые от хозяев компании получают наличные за свой труд. А труд их неустанный знаешь в чем заключается? — Коммингс внимательно посмотрел на Олега. — Нет, не знаешь, конечно. Труд их заключается в том, что они вроде бы непрерывно ездят по врачам. У кого — два визита каждый день, у кого — три…

— Но это же невозможно.

— А вот когда ты посмотришь бумаги этой компании и их, так сказать, коллег — ты убедишься, что все возможно. Два визита в день ни у кого вопросов не вызывают, верно? Ну а если компаний таких три — это уже шесть визитов… Так они работали. А потом увидели, что все это, что называется, сходит с рук. И понеслось. Есть у них такие заслуженные деятели, которые на этих несуществующих вызовах «зарабатывают», так сказать, по полторы‑две тысячи в месяц. Можешь себе представить, сколько надо украсть у страховки, чтобы заплатить столько на месте? А ты вон мной был недоволен, что я излишнюю секретность развожу.

— Насчет секретности… Откуда такие подробности? Разговоры о «комнате откатов» и прочем? Не камеры же у тебя там стоят?

— Вот именно. Уже давно стоят камеры. Поэтому мы много чего про этих ребят знаем, но объемы работ там огромные — все надо подтвердить фактами, бумагами, накладными, счетами. Одно меня утешает, если уж мы с тобой так откровенно беседуем, — что одна из камер в этой комнате расположена совсем рядом с плакатом, где они сотрудников призывают не болтать. Это предмет моей, если хочешь, небольшой гордости. Эти жулики, видишь ли, уверенные в торжестве демократии, считают, что в лице государства и нас с тобой имеют дело с олухами, которые все простят и все вынесут. А мы в меру сил постараемся все‑таки убедить их в обратном.