Ночь борьбы - Мириам Тэйвз

class="p1">– Вы ничего не сказали, – ответила я. – Вы просто покачали головой.

– Ну, – сказал он, – это универсальный ответ «нет».

Бабуля рассмеялась.

– Я могу придумать еще один универсальный ответ, – сказала она.

Я помогла ей сесть в инвалидное кресло.

– Поставь свой чемодан мне между ног, – сказала бабуля. – И положи мою сумку мне на колени.

Я втиснула наши чемоданы вокруг бабули в инвалидном кресле и начала толкать его в уборную. Парень сказал, что у нас нет разрешения брать инвалидное кресло.

– Мы знаем! – сказала бабуля. – Прибавь ходу, Суив!

И я прибавила ходу. Я попыталась бежать. Бабуля держалась за чемоданы руками и ногами.

– Толкай как следует, детка! – сказала она. Парень кричал, что мы не имеем права реквизировать инвалидную коляску.

– О, мы знаем! – ответила бабуля. – Вот он, Суив!

Она указала на туалет.

– Это же мужской!

– Не важно, – сказала бабуля. – Выпусти меня!

Я хотела продолжить движение к женскому туалету, но бабуля уже снимала с себя все чемоданы и пыталась выбраться из инвалидного кресла.

– Нет-нет! – сказала я.

– Да-да! – сказала она. Она смеялась. – Момент истины!

– Тогда сядь обратно! – сказала я. Она снова села, положила на себя чемоданы, и мы проехали в мужской туалет мимо мывших руки растерянных мужчин прямо в гигантскую кабинку для инвалидов.

– Парень из аэропорта зайдет за нами сюда! – сказала я.

Бабуля уже сидела на унитазе и говорила «хо-о-о-о-о-о-о-о».

– Без проблем! Пусть заходит!

Она пыталась отдышаться. Она писала и смеялась одновременно. Я прислонилась к стенке туалетной кабинки и уставилась в телефон, чтобы дать ей возможность уединиться. Я взмокла. Я впервые оказалась в мужском туалете. Я прочитала сообщение от мамы. В нем говорилось, чтобы я не забывала заставлять бабулю ходить туда-сюда по проходу каждые полчаса. Она писала, что любит меня и уже скучает. Я написала ей, что мы с бабулей практически арестованы, хотя еще даже не прошли проверку безопасности. Она ответила «ЛОЛ» и прислала сердечки.

Бабуля положила руку мне на плечо.

– Наше приключение началось! – сказала она. – Разве это не чудесно?

Она говорила это, пока еще что-то делала в туалете. Она спросила, видела ли я эту штуку у нее на руке. Она подняла левый локоть.

– Она размером с большой грецкий орех! – сказала она и потерла эту штуку. Шишка была скорее размером с мяч для гольфа. – Совсем не болит, – сказала она. – Смотри, идеально круглая!

Она действительно изучала ее.

– Похоже на то, что было у Шэдоу, помнишь? Ветеринар сказал, что это абсолютно нормально. Потрогай! – предложила она.

– Нет! Откуда она у тебя!

Тогда я забеспокоилась, что парень из аэропорта услышит нас и выломает дверь. Ни один из сбитых с толку мужчин в туалете ничего нам не сказал, хотя по нашим голосам они слышали, что мы – женщины – в их уборной.

– У меня растет еще одна рука, чтобы обнимать тебя, – сказала бабуля. – Это часть моей личной эволюции.

Я слышала, как мужчина возле нашей кабинки сказал:

– Оу-у, это очаровательно. Безопасного вам путешествия!

Он разговаривал со мной и бабулей? Теперь мы не можем покинуть кабинку. Нам придется оставаться в ней до тех пор, пока все, кто сейчас находится в туалете, не выйдут и не разойдутся достаточно далеко от туалета, к своим гейтам и на свои самолеты. Но за это время появятся новые. Как нам сбежать? Я написала маме: «Бабуля загнала меня в мужской туалет». Мама прислала еще больше сердечек и смайликов. Потом она написала, что сейчас на репетиции, но мы поговорим позже. Она любит меня вот как сильно. И прислала неправильный смайлик со скелетом, или, может быть, она пыталась сказать, что любит меня до смерти.

Все остальное в моем сознании размыто. Я пыталась отличить голос своего «я» от реальной ситуации. Это первый шаг в процессе дереализации. Раньше мама записывала все эти шаги на листе бумаги, приклеенном скотчем к стене спальни, прежде чем сорвала его. Каким-то образом мы с бабулей выбрались из туалета, и мужчинам, которые нас видели, было все равно, кроме одного старика, который сказал: «Мои сестры, мои сестры», когда мы проходили мимо него. Бабуля объяснила, что он так сказал, потому что для него неприлично находиться в туалете с незнакомыми женщинами, и поэтому он должен был назвать нас своими сестрами, и, таким образом, по его мнению, мы стали его семьей. Затем потребовалось восемьдесят часов, чтобы пройти проверку безопасности с бабулей и всей этой канителью – она произносила это слово словно название итальянской пасты. Женщина из службы безопасности обнаружила в бабулином чемодане фермерскую колбасу и сказала, что придется сдать ее в багаж. Колбаса была для Лу и Кена. Это была их любимая еда. Они ели ее без остановки, когда были детьми в старом городе беглых русских, но во Фресно они не смогли нигде ее найти. Они искали повсюду. Женщина сказала бабуле, что колбаса не может лететь на международном рейсе. Бабуля не хотела возвращаться сдавать багаж, поэтому отдала колбасу. Женщина сказала: «О, неплохо», когда увидела бабулин лак для ногтей.

– Как он там называется, Суив? – спросила бабуля.

– «Леди с яйцами», – сказала я.

– Именно, – сказала бабуля.

Я поняла, что бабуля уже очень устала, потому что она без боя отдала фермерскую колбасу и сказала женщине из службы безопасности, что это ей на обед. Женщина сказала, что стала вегетарианкой с тех пор, как увидела ужасающий документальный фильм о мясной промышленности, но она узнает, не хочет ли колбасу ее коллега с другой рентгеновской ленты, потому что он ест все, что попадается ему на глаза. Бабуля сказала, что это хорошая колбаса! Ей пришлось уговорить свою подругу Уайлду купить ее в Китченере на черном рынке:

– …так что скажите ему, чтобы он ею наслаждался!

– О, он насладится! – сказала женщина. – Он такой мясоед!

Бабуля заметила:

– Этот мужчина мне по сердцу!

Женщина пожелала нам с бабулей отлично провести время в столице изюма и привезти домой солнышко. Она помахала нам своим сканером, и бабуля ей отсалютовала.

Я припарковала бабулю в секции для инвалидных кресел около гейта и отправилась покупать ей маленький черный кофе и булочку с отрубями. Я пошарила в рюкзаке, чтобы убедиться, что все ее таблетки, обезболивающие, нитроспрей и наши паспорта все еще на месте. Там же было мамино задание, чтобы делать пометки в самолете. Бабуля достала из сумочки «Мертвую жару», чтобы почитать, пока я хожу за едой. Когда я вернулась, она спала. Я села рядом с ней и глубоко вздохнула. Меня беспокоило, не косоглазая ли я.