Полночь над Санктафраксом - Крис Риддел

Громоподобный Грифозуб ухмыльнулся ещё шире. Солнце блеснуло в его серебряных зубах.

— А, ну конечно. Но начнём с главного. — Он повернулся к старому крохгоблину. — Джервис! — резко окликнул матроса Грифозуб, и его лицо посуровело. — Покажи гостям их каюту. И вот ещё, Ворс, — гаркнул он, обращаясь к городскому гному, — скажи Стайлу, что придётся кормить ещё двоих, и найди что-нибудь из лекарств — смазать раны этого парня.

Джервис и Ворс немедленно бросились исполнять приказание.

— А ты, — прокричал капитан брогтроллю, — ступай вниз и успокой… груз. — Он кивнул в сторону грот-мачты, опасно раскачивавшейся из стороны в сторону. — Что-то они там развели возню.

— Страшезлоб, идти, — пробормотал брогтролль и неуклюже заковылял прочь.

Грифозуб театрально возвёл глаза к небу и провёл вялой рукой по напудренному лбу.

— Самая худшая команда, какая у меня когда-либо была, — пожаловался он и продолжал, становясь вновь любезным и обаятельным: — Однако мы сделаем всё возможное, чтобы ваше путешествие оказалось максимально приятным.

Корабль раскачивало всё сильнее, пока всем стоящим на палубе, включая капитана, не пришлось ухватиться за что-нибудь, чтобы не выпасть за борт. Грифозуб глуповато ухмыльнулся:

— Живой груз! Проблема заключается в том, что, как только они разволнуются, весь корабль переворачивается кверху дном.

— Живой груз? — переспросил Прутик, когда воздушный корабль резко накренился на левый борт, а затем снова выпрямился.

— Ежеобразы, — объяснил Грифозуб, оглядев свою раскачивающуюся посудину. — Для удовлетворения нужд рынка рабов.

Прутик кивнул, мыслями он был уже совсем далеко. В этот миг откуда-то раздался жалобный вой. Он пронёсся в воздухе, и у Каулквейпа по спине от страха мурашки пробежали. Воздушный корабль вновь выпрямился. Завывание тут же прекратилось. И «Бегущий-по-Небу», с наполненными ветром парусами, устремился вперёд.

— Вот так-то лучше, — сказал Громоподобный Грифозуб, его жирное лицо расплылось в улыбке, он потирал пухлые ручки. — Так, Джервис, работай. — И повернулся к Прутику и Каулквейпу. — Если вам что-нибудь понадобится, спрашивайте, не стесняйтесь. Ужин подадут через час.

… Каюта оказалась достаточно удобной; дни проходили за днями, угнетающе одинаковые: двое друзей редко выходили на палубу. Но Каулквейпу всё время было не по себе. Однажды он, лёжа на животе, безуспешно пытался сосредоточиться на рукописи. Потом поднял глаза и обратился к Прутику:

— Слушай, я ему не доверяю.

— Ты о ком?

— О Громоподобном Грифозубе. Я ему не доверяю. И этому верзиле телохранителю тоже.

Прутик отвернулся от иллюминатора и внимательно посмотрел на встревоженного Каулквейпа.

— И более того, — продолжал Каулквейп, — я до сих пор не понимаю, зачем он везёт груз ежеобразов на рынок рабов. Это невыгодно. — Юноша нахмурился. — Я подозреваю, нет, просто знаю, что у него там за живой груз.

— Что? — спросил Прутик.

— Рабы, — мрачно ответил Каулквейп.

— Этого просто не может быть, — не согласился Прутик. — Воздушные корабли из Нижнего Города не возят рабов, ты это знаешь.

— Но…

— Нижний Город — свободный город, Каулквейп, — заметил Прутик. — И наказание за попытку поработить кого-либо из его жителей — смерть. Никто по своей воле не согласился бы служить на таком корабле.

Каулквейп содрогнулся.

— Я всё равно думаю, что вряд ли он везёт ежеобразов, — упрямо настаивал он. — Но мы в любом случае увидим, когда приедем на рынок, так? Хотя, только небо знает, когда же наконец это случится! Мы уже девять дней летим. Почти десять…

— Дремучие Леса большие, — объяснил Прутик. Он опять посмотрел в иллюминатор на нескончаемый зелёный ковёр листвы, простиравшийся под ними. — Бесконечные! А Великий Рынок Рабов постоянно переезжает с места на место.

— Так как же мы его найдём, если он перемещается с места на место?

Прутик улыбнулся. Великий Рынок Работорговли Шрайков остаётся на одном месте на несколько месяцев, иногда лет, потом неожиданно, за одну ночь, все пакуют вещи и шумной пёстрой толпой отправляются куда глаза глядят.

— Так как же?…

— Нет ничего, что невозможно было бы узнать, Каулквейп, — сказал Прутик. — Дело только в том, чтобы правильно прочитать знаки.

Каулквейп отбросил свои свитки и приподнялся на локтях:

— Знаки?

— А что, разве в твоих свитках ничего не написано о Великом Рынке Работорговли Шрайков?

Каулквейп залился румянцем.

— Ничего, на что бы я обратил внимание, — сказал он. — Но мой отец как-то рассказывал мне о страшных птицах, которые управляют этим местом и от которых пошло название, — о шрайках. Они не умеют летать. Злобные. С немигающими глазами…

— Таверной «Дуб-кровосос» в Нижнем Городе владеет такая птица, — сообщил Прутик. — Её зовут Мамаша Твердопух. — Он на минуту задумался, затем продолжил: — Тебе нужно понять, что Великий Рынок Работорговли Шрайков — это огромный живой организм, он перемещается по нескончаемым Дремучим Лесам в поисках новых пастбищ, чтобы «пастись». И когда рынок поглощает всё вокруг, то место, где он располагался, умирает. Тогда рынку приходится переезжать или самому умереть. Он оставляет за собой сгоревшие деревни, — это важные знаки для тех, кто в таких делах разбирается, они указывают на то место, куда двинулся рынок. Опытный торговец или внимательный воздушный пират может заметить мёртвые рощи и следовать по ним как по горячим следам и в конце концов прийти к самому Великому Рынку.

Каулквейп покачал головой:

— Слава небу, что мы на воздушном корабле. — Он плюхнулся в гамак и поправил повязки на руках.

В их первую ночь на борту Джервис потратил кучу времени, осторожно нанося на раны Каулквейпа мазь из хиленики и бинтуя их тонкой материей с ватными прокладками. С тех пор каждый вечер он приходил, чтобы переменить повязки, но почти не разговаривал с путешественниками. Прутик обратил внимание, что Каулквейп рассматривает свои руки.

— Ну как они? — спросил он.

— Зудят, — ответил Каулквейп.

— Значит, заживают. Ты не хочешь немного прогуляться? Ноги поразмять на палубе?

Каулквейп отрицательно покачал головой.

— Я лучше ещё почитаю, если ты не против, — ответил он, вновь обращаясь к своим свиткам.

— Ну как хочешь, Каулквейп. Однако, если древняя история тебе когда-нибудь наскучит, — добавил Прутик с улыбкой, — ты знаешь, где меня найти.

Когда дверь каюты захлопнулась, Каулквейп снова отложил свитки, скрестил руки на груди, лёг в гамак и закрыл глаза. Он не собирался читать. Единственное, что ему хотелось, — это избавиться от ужасного чувства тошноты, которое не отпускало его с того момента, как он впервые запрыгнул на борт «Бегущего-по-Небу». Вот уже девять дней и девять ночей он находился на корабле, а всё ещё не привык к качке.