Экипаж машины боевой - Александр Кердан

Вообще-то, песенка была так себе. Блатная. Но чем-то давно знакомым от неё повеяло. Особенно Кравцу понравились последние строчки, про чинарик, про выстрел в упор в того, кто увёл любимую девушку у часового. В родной пятиэтажке Кравца большинство соседских мужиков прошли через зону или «малолетку». Так что в дни народных гуляний окна в доме перекликались похожими песнями. Тут были и про Ванинский порт, и про тундру, по которой мчит курьерский «Воркута – Ленинград». Кравцу в детстве нравилась одна песня, жалостливая: «Мы брели по сугробам, нам морозило ноги, а чекисты штыками подгоняли вперед… Мать-старушка седая, знай, воды нам давала, головою кивала, утирала слезу…» И хотя Кравец с младых ногтей хотел стать разведчиком, то есть тем же чекистом, но, слушая песню, жалел бедных зэка. В их дворовой, мальчишеской компании считалось шиком уметь «ботать по фене», сплёвывать сквозь зубы и курить «Беломорканал». Кравец не курил и не плевался, но песен блатных и таких слов, от которых мама упала бы в обморок, знал много. Правда, всё это забылось в старших классах, когда он стал заниматься спортом и комсомольской работой. Но, видать, на дне души след от «блататы» остался. Да у кого такого следа не нет, если в каждой семье кто-нибудь в лагерях срок мотал! Уже курсантом, когда изучали историю КПСС и культ личности, Кравец придумал для сталинской эпохи такое определение, как «приблатнённый марксизм-ленинизм». Правда, этим ни с кем не поделился. Даже с Юркой Захаровым. Такое определение – не шарж с голым Шаловым: за него мигом за воротами КВАПУ окажешься, а то и в психушке.

А Валера тем временем пел уже другую песню.

После окончания песни ещё выпили. Потом Валера снова пел. Окончательно окосев, Мэсел завалился спать, и Захаров закемарил, уронив на стол отяжелевшую голову. Кравец, который пил меньше других, и Валера, на которого вино как будто не действовало, доели курицу и вышли в «предбанник». Валера открыл настежь дверь теплушки и уселся на пороге по-зэковски, на корточках. Достал из кармана маленький транзисторный радиоприемник, выдвинул антенну и стал крутить ручку настройки. Поймал «Маяк». Передавали последние известия о том, как советские люди радостно встречают очередную годовщину Великого Октября. Диктор с придыханием говорил о состоявшемся вчера торжественном заседании в Кремлевском Дворце съездов и о речи верного ленинца – Генерального секретаря ЦК КПСС товарища Леонида Ильича Брежнева. Далее следовали купюры из этой речи, где престарелый вождь с трудом выговаривал «сиськи-матиськи», то есть «систематически», и так далее, и тому подобное…

Валера жестом пригласил Кравца устроиться рядом.

Кравец, забыв всякую осторожность, свесил ноги вниз и взял транзистор в руки. В отличие от попутчика, подсмеивающегося над дряхлым генсеком, он стал вслушиваться в трудно различимые слова партийного лидера: по возвращении в училище придётся эту речь конспектировать, да и на следующем экзамене она обязательно окажется в билетах. Он так увлёкся прослушиванием, что не заметил, как Валера исчез. А когда спохватился и оглянулся, то увидел его с автоматом, к которому Валера пытался пристегнуть магазин…

1

Смолин в сердцах сорвал с головы каракулевую ушанку и ударил оземь:

– Пока полный боекомплект снарядов не загрузите, эшелон не тронется. Это, товарищ генерал, я заявляю официально как командир полка!

– Поднимите головной убор, полковник! Приведите себя в надлежащий вид! Вы забываете, с кем говорите! – заместитель командующего округом по вооружению генерал-лейтенант Лобов сорвался на крик.

Первый батальон заканчивал погрузку на станции «Зелёное поле». Станция – одно название. Обыкновенная эстакада на краю картофельного поля, сразу за рядами гаражей, у забора военного городка. Лобов приехал проверить, как идёт погрузка, и всё время торопил Смолина: мол, у тебя, командир, ещё тринадцать эшелонов впереди, а ты с одним возишься. Смолин и сам знал, что на погрузку каждого эшелона положено не более трёх часов, но отправляться в горячую точку без боеприпасов решительно не желал. Дошло до скандала.

– Я хорошо знаю, с кем говорю! – жёстко сказал он. – Это вы, товарищ генерал, кажется, забыли, куда нас отправляют! Говорю вам с полной ответственностью: эшелон без снарядов не уйдёт!

– Я тебе приказываю, полковник! – окончательно выйдя из себя, по-медвежьи взревел Лобов. – Я тебя за неповиновение под суд отдам!

– В таком случае пошёл ты, ёкарный бабай, со своими приказами! Знаешь куда? – Смолин поднял шапку и зашагал прочь.

– Что, что? – у Лобова от такой наглости дыханье перехватило. – Да ты… Ты Родину предаёшь, полковник!

Смолин резко обернулся и отчеканил:

– Я-то её не предаю. А вот такие, как ты, генерал, её уже продали! Оптом и в розницу!

– Я тебя, Смолин, с дерьмом смешаю! – тон генерала не оставлял сомнений, что обещание он выполнит.

Смолин только плюнул в его сторону.

Кравец, на глазах которого всё происходило, поспешно козырнул Лобову и бросился вслед за командиром.

Взбешённого заместителя командующего принялся неуклюже успокаивать зампотех дивизии. Вскоре они уехали, так и не добившись отправки эшелона. Смолин приставил к машинисту двух автоматчиков и приказал стрелять в каждого, кто приблизится к паровозу без его разрешения.

День стоял морозный, безветренный. Из трубы гарнизонной кочегарки, возвышающейся над всей округой, как Вавилонская башня, дым густым столбом уходил в серое небо. Солдаты и офицеры, грузившие БМП на платформы, время от времени тёрли носы и щёки.

– Надень шапку, Серёга, простудишься, – попросил Кравец командира.

Смолин послушно натянул ушанку. Но внутри у него всё кипело и рвалось наружу:

– Что за цирк, комиссар? Мало того, что полк доукомплектовали солдатами из разных частей и даже из других округов, так теперь ещё на войну хотят без боеприпасов послать!

Это было правдой. Взамен первого мотострелкового батальона, в начале осени отправленного в Северную Осетию, полк пополнили бойцами из Чебаркуля, из Западной Сибири и Забайкалья. Но и этих новичков пришлось обменивать в соседних частях, после того как командующий округом распорядился в горячие точки молодых солдат не отправлять. Так что боевого слаживания, в его классическом понимании, у полка не было. Один раз постреляли на полигоне да провели ротные тактические учения.

– Я не знаю такой боевой единицы, как сводный полк! – тихо свирепел Смолин. – Я знаю только сводный оркестр, да и тому потребно время, чтобы сыграться!