Тишина - Питер Хег

У него перехватило дыхание. Она встала на его сложенные руки, оттолкнулась — она была легкой, как перышко, — и, взлетев в воздух, словно бабочка, невесомо приземлилась на другой стороне.

Он встал на колени. Их лица были совсем близко. Но каждое со своей стороны ограды.

— Ты видел, как я летаю? — спросила она.

Он кивнул.

— Мне вообще-то очень бы хотелось взять тебя с собой. Полетать. В космос. Ты можешь помочь мне стать астронавтом?

— Нет проблем!

Они смотрели друг на друга. Потом ее лицо дрогнуло. Улыбка началась около губ, потом захватила все лицо, потом всю голову, потом остальное тело.

— Ты даже не смог бы перебраться через эту ограду, — констатировала она.

Потом она снова стала серьезной.

— Вот странно, — сказала она. — Ты так близко от нее. Она сидит там за окнами. Там, где свет. Она одна не спит в это время. Это ее комната. Так близко. А ты все равно никогда с ней не встретишься.

Она просунула пальчики между прутьями ограды и коснулась его лица.

— Спокойной ночи, — сказала она. — Приятных снов.

И исчезла.

После ее ухода он некоторое время стоял у забора. Ночь была тихой. На морозе все затвердевает и затихает. Стине когда-то объяснила ему почему: все звукоотражающие поверхности становятся одновременно твердыми и эластичными, как лед и стекло. Отсюда и коан морозных ночей: все можно услышать — и при этом нет ни одного звука.

Он помолился о том, чтобы ему был дан какой-нибудь знак. Никакого знака ему дано не было. Может быть, когда хочешь связаться с Всевышней, то получается как с мобильными телефонами. Не всегда есть связь.

Он ухватился за прутья ограды. И прыгнул. Как гиббон.

Ему не встретилось ни одного препятствия. Та дверь, за ручку которой он взялся, была не заперта, а коридор за ней был освещен. Он прошел мимо огромной кухни с профессиональным оборудованием. Мимо тихого лифта, спавшего в стеклянной шахте. Под потолком на токоведущих шинах висели модульные светильники, но они были выключены — помещение освещалось свечами, стоящими в нишах на расстоянии нескольких метров друг от друга.

В конце коридора темнела дверь. Он отворил ее, не постучав.

Это оказалась комната, находящаяся в торце здания. За письменным столом, перед темными окнами, сидела старшая медсестра — только что из операционной, все еще в синем фартуке и в белом колпаке.

— Я как раз читаю ваши бумаги, — сказала она. — Вам дадут, по меньшей мере, три года. Как ни крути. Вы не то чтобы сели между двух стульев. Вы сели прямо в пропасть.

Тональность ее была си-минор.

Бах выбрал си-минор для своей знаменитой мессы. Бетховен тоже использовал си-минор. В последней части «Missa Solemnis».[36]Однажды он написал, что всякий раз, когда ему случалось сталкиваться с Гёте, он слышал его в ре-мажоре — параллельной тональности. Си-минор — он глубокий. Драматичный, интравертный, одухотворенный. Синеватый, граничащий с черным. Сидящая перед ним женщина была темно-синей. И не только из-за одежды — все ее существо было темно-синим. Это был цвет морской воды в глубоком месте. Он никогда прежде с ней не встречался.

— Испания никогда не станет Европой, — заявила она. — Европа заканчивается в Пиренеях. Испания — это Ближний Восток. Налоговое законодательство опирается на Пятую книгу Моисея. В общей сложности пять миллионов песет — это грубое уклонение от уплаты налогов, за это полагается два года. А если к этому прибавить закрытие ваших оффшорных счетов в Гибралтаре? Наши юристы считают, что о вас уже сейчас должны были заявить в полицию и что вас уже вызвали на предварительное слушание дела в суд Торремолиноса.

— Где я нахожусь? — спросил он.

— В Приюте Рабий. В женском монастыре. Мы — Орден молящихся сестер. Главный монастырь находится в Аудебо. Материнский монастырь — в Александрии.

Каспер был уверен, что монахини должны обитать на юге Европы. От кирхи Марии в Мюнхене и варьете в городе Плен — и далее на юг. Там, где религия похожа на цирк. Просторные приделы, разодетая публика, ладан, ярко освещенная сцена, шпрехшталмейстер в белом с золотом, каждый вечер — аншлаг. А датская Церковь ютится где-то на задворках.

Она заговорила с ним так, как будто услышала его мысли.

— В Дании существует от сорока до пятидесяти женских монашеских орденов. Орден цистерцианок — в замке Соструп. Монастыри ордена Клариссы в Рандерсе и Оденсе. Орден бенедиктинок, сестер святой Лиобы, — во Фредериксберге и Ордрупе. Кармелитский монастырь в Хиллерёде. Община блаженств в Брёндерслеве и в Орхусе. Младшие сестры Иисуса в монастыре Эм. И на улице Вестерброгаде. Сестры Фоколер на островах Мён и Лангеланд. Харизматки на Борнхольме и в Орхусе. Миссионерки любви на Нёрребро. Сестры Драгоценной Крови Христовой в Биркерёде. Говорят, что Господь Бог сам не знает счета монашеским объединениям. Три монастыря Восточной церкви в Росте-де, Гислинге и Бломмерслюсте. Восточная церковь существует в Дании с 1866 года. С тех пор как Дагмара, дочь Кристиана IX, вышла замуж за великого князя, а с 1881 года — российского императора Александра Ш. Церковь Александра Невского на улице Бредгаде именно тогда и была построена.

— И все они, — поинтересовался он, — эксперты в испанском уголовном праве?

— На Коста-дель-Соль у нас шесть монастырей. Детские больницы. Консультации для нелегальных иммигрантов из Марокко. У нас есть свои юристы в администрации Торремолиноса. Мы сотрудничаем с Католической церковью. С патриархатом в Париже.

Ей было, должно быть, под семьдесят, но в ее облике сохранились и прежние отрезки ее жизни. Сквозь худобу и резкие морщины проглядывала живость более молодой женщины. В движениях — импульсивность ребенка.

— Дети, — спросил он, — что в них такого особенного? И в девочке, Кларе-Марии?

— А что отметили вы, — спросила она, — когда сидели напротив нее?

— В ней есть тишина. И в других детях тоже. В какие-то моменты их звучание полностью пропадает. Так не бывает ни у одного нормального ребенка. Ни у одного нормального человека.

Она встала и начала расхаживать взад и вперед. Он не мог уловить ее звучание, оно было недоступно, ему не хватало акустического «пароля».

— Я крестила почти тысячу детей, — сказала она. — А что, если некоторые дети рождаются с талантом приближаться к Богу быстрее, чем другие?

Он молчал.

— А вдруг Клара-Мария такой ребенок? — предположила она. — И может быть, еще кто-нибудь из этих детей.

Он понял, почему она двигается. Это был избыток энергии. Не обычный избыток, не обычное мышечное беспокойство, нечто другое. Вокруг нее была легкая вибрация, как вокруг трансформаторной станции. Словно она была трубой органа, как будто в ней присутствовала стоячая волна.