Игуана - Георгий Миронов

А Нина думала совсем о другом. Но по сложности решаемая ею проблема была, пожалуй, не проще той, над которой ломал голову Митя.

С утра, ещё до их «культпохода» в музей, ей позвонила ученый секретарь Независимой академии художеств, – одной из недавно созданных негосударственных общественных организаций, – Асмик Аштояновна Басмаджан, и спросила, не хочет ли она слетать в Америку.

– В Северную или Южную? – удивленно приподняла брови Нина.

– В Северную.

– На экскурсию? В туристическую поездку по линии Академии? Но это, наверное, очень дорого.

– Нет. Это служебная командировка. Все расходы берет американская сторона.

– Что за дело?

– Нужно посмотреть одну работу, очень «записанную».

– Какие подозрения?

– Подозрения интересные: она может принадлежать кисти кого-то круга Франсиско Сурбарана, а возможно – и самого Сурбарана…

– Сюжет?

– Мадонна с младенцем.

– Записи?

– Скорее всего, частично – ещё в ХVII веке, остальное – ХIХ – начало XX-го.

– Сильно запущена?

– Сильно.

– История?

– Ее нынешний владелец купил её за бесценок в 30-е годы в Средней Азии.

– Как его туда занесло?

– Работал там. Строил завод по переработке хлопка.

– Сколько ж ему лет?

– Много.

– Что так поздно спохватился реставрировать картину? Хочет с собой в могилу взять?

– Нет, хочет оставить сыну. Он всю свою огромную коллекцию картин, оцениваемую в миллиарды долларов, завещал сыну.

– Ну, тогда понятно. Почему вышел именно на меня?

– Кто-то ему тебя рекомендовал.

– Кто именно, не знаешь?

– Не знаю.

– Как вышли на тебя?

– Наш президент, Ираклий Баарашвили, только что вернулся из Техаса. Он подарил штату Техас свою статую ковбоя из бронзы. Ездил, так сказать, на презентацию. Ну, американцы в долгу не остались, подарили батоно Ираклию ранчо стоимостью в миллион долларов, так что старик в накладе не остался. И, якобы, это по официальной легенде, ты ж понимаешь, когда речь идет о батоно Ираклии, надо все делить на четыре, – к нему на каком-то банкете по поводу презентации статуи подвалил местный мультимиллионер Роберт Локк и попросил порекомендовать ему хорошего реставратора, специалиста по Сурбарану.

– Но я не специалист по Сурбарану! Я сто лет занимаюсь реставрацией древнерусской живописи.

– А про головку мальчика из музея Минска, которую ты отлично отреставрировала забыла? Десятилетия она считалась работой неизвестного художника итальянской школы, а ты её расчистила и доказала, что это ранняя работа Сурбарана. И эксперты из Испании, Италии и Франции твой вердикт подтвердили… Так что ты теперь у нас «ведущий специалист по реставрации работ Сурбарана»… Других-то нет… У нас в России Сурбарана – раз, два и обчелся. В музеях. А в частных коллекциях если и есть, то хранят в тайне и по поводу атрибуции и реставрации пока не обращались.

– Ладно, раз сделали меня специалистом по Сурбарану, крыть нечем.

– Соглашайся. Такой шанс – раз в сто лет.

– Так, может, подождать следующего?

– Ой, ты можешь быть серьезной?

– Условия?

– Я так поняла, что старик безумно богат, страстно загорелся вдруг срочно, пока жив, а ему 80-т, отреставрировать единственного принадлежащего ему Сурбарана и успеть поглядеть на него, пока не отдал Богу душу… Так что – согласится на все условия.

– Я не буду пока говорить о сумме гонорара, первоначальное мое условие пока не посмотрела на работу, не увидела записи, не попробовала раскрыть старую живопись, будет такое: еду с сыном и мужем.

– С каким мужем? 0н же умер…

– Один хороший человек умер, другой появился. Жизнь, мать, не стоит на месте.

– Ой, ну ты даешь. Тебе ж сто лет в обед…

– И не сто, мы же ровесницы, подруга, нам чуть-чуть за сорок. Самое время о своем бабьем счастье подумать.

– Ты так считаешь? Может и мне…

– И тебе не поздно, ты у нас женщина интересная во всех отношениях.

– А Ираклий?

– Найдет другую. Помоложе. У тебя, смотри, возраст критический. Не откладывай.

– Ну, ты меня озаботила. Значит, согласна? А твои условия я передам. Уверена, американец согласится. Какая ему разница, сколько вас приедет. Хоть бы весь Союз художников, или, на крайний случай, весь МОСХ.

Вот теперь Нина пила чай, ела чудное персиковое варенье, не ощущая его вкуса, и мучительно думала о том, как ей начать разговор с Митей. Как-то не принято у нас женщине первой делать такие предложения. Хотя, с другой стороны, все ж ясно, нравятся они друг другу, и Гошка будет счастлив. Да и втроем не так страшно в эту далекую Америку лететь. Неизвестно еще, что там за история с таинственным Сурбараном. Ишь ты, «Мадонна с младенцем» неизвестного происхождения…

– Главное, что среди соседей нет новых русских, – подумала Сигма, четко фиксируя внешних вид трех дверей, выходивших на лестничную площадку. Двери были самые обыкновенные, не стальные. Ну, а то, что «секьюрити» не было в подъезде, это она, наученная своим горьким опытом, проверила заранее. Подъезд был пуст и чист.

Запах кошачьей и человеческой мочи в счет не шел. Потому что котам все равно, где территорию метить, – в охраняемом подъезде новоявленного миллионера, или в таком вот задрипанном, где совокупный доход жильцов не выше недельного заработка скромного «быка» «пехотинца» из какой-нибудь синпосадской группировки.

Острый запах мужской мочи (как-нибудь Сигма могла отличить запах кошачьих меток от последствий мужских пивных возлияний, чай не в женском пансионе воспитывалась) тоже был объясним. Рядом с домом находился дешевый пивной павильон. Конечно, район престижный, да сейчас кто им, бизнесменам, указ? Дали взятку чиновнику, вот и получили разрешение поставить пивной павильон между домами, где доживали свой век вдовы партийных функционеров. Сами-то старички из «бывших» Сигме редко попадались. А она таких квартирок пошерстила, дай Бог.

И то понять можно, – коммунисты, что у власти были, почитай, лет восемьдесят, все больше в коллекции свои «накопления» вкладывали…

Да… Ну и дух в подъезде. А с другой стороны, куда мужикам податься, если павильон – без туалета. А после пива, что первое дело? Точно, «отлить». И куда? В тот подъезд, в котором дверь без стальных плит и кода. Вот и льют.

Сигма хотела было сплюнуть в раздражении, но удержалась. Ставшая профессиональной привычка не оставлять никаких следов дала о себе знать автоматически. Вначале удержалась, а потом поняла, почему.