Игуана - Георгий Миронов

Вначале она перестала заглядывать в лицо искательно-подлизывающе тем, от кого мало зависело. Научилась выбирать сильных. Потом перестала угождать мужикам. Как-то незаметно сместила и акцент в сексе, – теперь она могла угодить только тому, от кого зависела её судьба.

А вот девочек по прежнему не любила. Потом стала ненавидеть женщин вообще, не делая различий, ребенок или старуха.

А вот мужчин стала любить. Но уже как бы потребительски. Она могла угодить одному. Ей угождали уже десятки.

С чего бы это? – задастся вопросом читатель. – Стала Сонька богатой предпринимательницей, крупным ученым-педагогом, известной государственной или общественной деятельницей? Нет.

Сонька-подлиза была бригадиром, паханом. Смотрящей по Юго-западу.

И выше и сильнее её, – в воровском мире Москвы, были только Игуана, и Семен Кренжель, если говорить о параллельной структуре столичных «отморозков». Но для старого Семена она сделала исключение. И доставила ему столько радости (и широко раскрытыми глазами, и вопросами о традициях воровской жизни, и умелым сексом), что он наложил жесткое «табу»: Соньку не трогать. И её не трогали. Она купила Семена без денег. А за деньги он и сам кого хочешь купил бы.

Что же касается Игуаны… То тут сложнее.

Никто в «системе», состоящей из 5-6 тысяч бойцов (общее число варьировалось, так как многие бригады работали в «командировках») постоянно осуществляющих криминальные операции в Москве и области, никогда человека по имени Игуана не видел.

Ее только слышали. И голос, который слышали бригадиры, был женским. Вот почему все считали, что Игуана – это женщина.

Никто не знал – молода она, или стара.

Голос по телефону, или присланной аудиокассете с заданием, всегда был изменен декодером.

Никто точно не помнил, как она появилась в Москве. Может быть, жила здесь с незапамятных дней, лет 60. Или 80. А может, приехала из какой-нибудь российской глуши, молодая лимитчица. А может, опытная воровка из бывшей республики, входившей в бывший СССР. По коротким заданиям, получаемым бригадирами, было не ясно и то, образованная она, или нет, ходила в зону, или никогда не сидела…

Все было тайной. И само по себе это, возможно, не было бы страшно. Если бы не жестокие расправы, последовавшие в московском уголовном мире мгновенно, через час-два после того, как три бригадира отказались выполнить её указания. Один, Миня Груздь, авторитет Измайловской группировки, послал её на три буквы, когда она приказала ему перенести операцию по «взятию» обменных пунктов в районе гостиничного комплекса «Измайлово». И, главное, – Миня был «крышей» всего Измайлово, что хотел, то и делал. Он доил, доил «обменщиков», а потом ему срочно понадобились «бабки'', – он открывал большое легальное дело в Австрии. „Обменщики“ уперлись и отдавать „все“ отказались. Только бригада Мини знала, что в субботу будут брать „все“. И рано утром в субботу сработал мобильный у Мини. Он спросонок не сразу врубился, кто на него наседает.

– Чего? – спросил он, услышав странный, фонивший (ну по мобильному нередко фонит, но тут и фонило как-то странно) и неразборчивый голос в трубке:

– Миня, отмени сегодняшнюю операцию.

– С чего это ради?

– Я прошу.

– А ты кто?

– Я – Игуана.

– Это ещё что за хренота… С чем тебя едят?

– Меня вообще не едят. Это я всех хаваю, Миня, и тебя схаваю, и косточки выплюну.

– Да я..

– Миня, я повторять не люблю. Ты Мишку Рубильника знаешь?

– Ну…

– И Костю Резаного из Балашихи?

– Ну?

– И Гурамчика – «Кутаисца»?

– Ну?

– Посоветуйся с ними, стоит ли учитывать мою просьбу.

– Да я, блин, ни с кем советоваться не привык, кроме своей братвы. Хотя и с ней – тоже.

– Посоветуйся. Люди, что умеют вовремя совет друга принять, долго живут.

– Ты что, падло батистовое, угрожаешь мне?

– Да… Угрожаю.

– Да я…

– А ничего ты со своими братанами мне не сделаешь. Потому что не знаешь, кто я, и где я. А я про тебя все знаю: и где ты живешь постоянно, и где прописан, и где сейчас проснулся, и где твоя мать живет с младшим братишкой, и где у тебя «бабки», на каком счету и в каком банке… Ты будешь смеяться, Миня, но у меня даже есть ключик от твоего сейфа-бокса в банке «Мультимер». 0дин ключик у служащего банка, второй у тебя, но есть и третий, неучтенный, – он у меня. Рассказать, что в этом боксе, который я могу в присутствии служащего открыть своим ключиком, хранится?

– Не надо, – мертвыми губами выговорил Миня.

– А хочешь, расскажу, где черный, обитый коваными полосами, сундук с «общаком» твоей бригады спрятан? В каком таком дачном поселке далеко от Москвы, в пространстве между потолком и крышей ладно срубленного сарайчика, в двадцати метрах от особнячка… А в «общаке» том…

– Не надо…

– Значит, отменишь акцию?

– Да на кой тебе хрен…

– Вообще-то это не твоего ума дело… Но так и быть, в порядке исключения… У меня в комплексе «Измайлово» запланирована операция с группой ювелиров из Индии. И она спланирована как раз на то время, что и твоя дурацкая акция по отъему «бабок» у держателей обменных пунктов.

– Ну и что? У каждого свое дело. Ты делаешь свое, я – свое. Сколько раз бывало, что в том же Измайлово одна бригада «брала» сберкассу, вторая шмонала хату, третья на снятой квартире чистила лохов в преферанс… И никто никому не мешал.

– Так было раньше, Миня. А теперь будет иначе. Другой масштаб операций. Сколько ты возьмешь валюты в «обменных»?

– Лимонов пять…

– Меньше. Ты возьмешь какой-нибудь «капусты», в пересчете на баксы, всего несколько тысяч. Пока ты загорал в Анталии, у нас в стране опять рухнула финансовая система, и все баксы выгребли из обменных пунктов ещё позавчера. Так что ты возьмешь в лучшем случае на пять лимонов «деревянных». И то, если завезут партию «зеленых». Скорее всего, завезут. Но операция у тебя вечером, и ты, придурок, не учел, что к тому времени останутся у твоих подопечных только российские деньги.

– Это уже моя забота.

– Конечно, конечно. Но ты спросил, я отвечаю. Я заработаю на своей весьма хитро продуманной операции не менее десяти тысяч… брильянтов. Там, конечно, будет и мелочь – от I-го до 3-х каратов. Но будут и очень, очень крупные камни. Их специально привезли индусы в Москву на ежегодную августовскую ярмарку. Так что мой прибыток – не менее 25 миллионов.

– Ну, если я отменю операцию, может, поделишься, – уже сдаваясь спросил Миня.

– Делятся пусть членистоногие, им есть чем. У меня все по счету.