Самая великолепная ночь - Мейси Ейтс

– Нам пора возвращаться, – сказал Тарек. – Народ ждет своего короля. Я больше не могу себе позволить отвлекаться.

Они шли по пустым коридорам дворца, и их шаги отдавались эхом на мраморных полах. Всю дорогу из пустыни Оливия молчала. И Тарека не удивляло ее молчание. Она обижена, но обиды проходят. Оливия прилетела в Тахар не ради любви. И не по любви она вышла за него замуж. А значит, разочарование быстро забудется, и все вернется на круги своя. В этом Тарек был уверен.

Любовь не нужна им обоим. Оливия слишком наивна, ведь любовь – это боль.

Внезапно Тарек понял, что Оливия уже не идет рядом с ним. Он остановился и повернулся:

– Оливия?

– Я ухожу.

– В каком смысле?

Оливия покачала головой:

– Я должна уйти. Оставить твой дворец. И оставить тебя.

– Не говори глупости. Тебе не надо меня оставлять, ты моя жена.

Еще недавно Тарек не мог представить, что у него будет жена. А теперь не представлял свою жизнь без нее. Без Оливии.

– Это так, – ответила она. – Я стала твоей женой на глазах у всей страны. Я дала тебе клятву. Но тогда я не знала, чего хочу. Я думала, мне нужен такой же брак, как первый. Где я ничего не просила и ждала того же в ответ. Но это возможно только без любви. А ты… Я люблю тебя. И мне нужна твоя любовь. Я заслужила, чтобы ты меня любил.

Темная дымка затуманила взгляд Тарека. Ни разу за последние пятнадцать лет ситуация не выходила из-под его контроля настолько сильно. Он подошел к Оливии, сердце его колотилось в груди.

– Думаешь, можно просто так уйти? Ты забыла, кто я?

– Это ты забыл, кто ты. Ты забыл обо всем, кроме яда, которым брат отравил твой мозг. А я не хочу быть лишней в твоей жизни. Мне нужно больше. Я заслуживаю большего, как и ты сам. Безразличие Малика едва не погубило Тахар. Ты готов исцелить страну, но не хочешь исцелиться сам. Почему ты считаешь, что недостоин этого? – Оливия уже не говорила, а кричала на него. Вся ее сдержанность и самообладание исчезли. – Борись за это, Тарек! Борись за нас, прошу тебя!

– Только эгоисты хотят большего. А королю непозволительно быть эгоистом.

– Но я не человеческая жертва, брошенная на алтарь! Возможно, ты прав. Может быть, я эгоистка. И может быть, я не даю тебе все что могу. Но ты так и не дал мне шанс! А я больше не могу притворяться, что мне этого не надо. Я не хочу, чтобы ты медленно убил меня своим безразличием.

– Чего во мне нет, так это безразличия, – парировал Тарек. – Я хочу тебя. Этого недостаточно?

– Нет. Потому что ты меня не хочешь. Ты хочешь мое тело. Ты хочешь просто королеву сбоку от себя. А я хочу быть любимой. Всю жизнь я бежала от одиночества. Но теперь предпочту остаться одна, чем врать себе. Пусть мне лучше будет больно, но я больше не буду прятаться.

Тарек еле дышал. Ему казалось, что острый клинок вновь срезает с него кожу.

– Тогда вперед, – сказал он.

Голубые глаза Оливии наполнились болью – те самые, которые еще час назад Тарек считал горизонтом своей собственной жизни.

– Что? – переспросила Оливия.

– Уходи. Тысячи женщин мечтают выйти замуж за шейха. Кто сказал, что именно ты должна родить мне наследника? Если это не сделает тебя счастливой, ты свободна.

– А если наследник уже зачат? – спросила Оливия, вздернув подбородок.

– Тогда что-нибудь придумаем, – ответил Тарек, едва справляясь с нахлынувшим потоком эмоций. – Но сейчас уходи.

– Тарек…

– Уходи! – выкрикнул он, нисколько не задумавшись о том, что Оливия ничем не заслужила его ярости. Причиной этой злости был он сам. Он – шейх. И впервые в жизни он мог позволить себе кем-то по-настоящему командовать.

Оливия не вздрогнула и не побледнела. Она молча кивнула головой – такая же сдержанная, как при их первой встрече. Затем она развернулась и вышла за дверь.

От жгучей боли, растекавшейся по груди, Тарек рухнул на колени.

Оливия ушла. Она оставила его. Первая женщина, которую он возжелал. Женщина, ставшая для него всем. Ушла.

Теперь снова осталась только боль.

Два часа спустя автомобиль увозил его жену из дворца. Войдя в свои покои и закрыв дверь на ключ, Тарек принялся расхаживать по комнате. Сердце его билось настолько сильно, что это уже почти причиняло боль.

Он не мог оставить ее. Не мог – и все.

Его людям был нужен лидер, способный абстрагироваться от земных желаний. Готовый целиком отдаться стране и народу. С Оливией он бы не смог этого сделать.

Он подошел к кровати, наспех скинул с себя одежду и лег. Эту ночь он проведет один. Впрочем, как все предыдущие ночи.

Но он хотел, чтоб Оливия была рядом. Отрицать это было бы глупо. Он так же слаб, как любой другой мужчина, желающий женское тело. Но Оливия ушла, а значит, он больше не будет рабом плотских вожделений.

В какой-то момент Тарек даже уснул. Но это был беспокойный сон, наполненный кошмарами и призраками прошлого. Ему снились пытки в стенах дворца. Вернулись видения, которых не было, когда Оливия была во дворце.

Тарек сел на кровати. Его покрытое потом тело дрожало.

Он встал, сделал несколько шагов к окну и всмотрелся в чернильно-черную пустыню. Высоко в небе висела желтая луна, проливая на песок тонкую полоску света.

Все стало другим.

Боль снова пронзила тело, мертвой хваткой стиснула сердце и голову.

Так же как тогда… когда Малик наносил ему раны одну за другой. Обещая при этом любовь и уважение.

Так же как и Оливия. Но эти обещания нельзя сравнивать.

А его родители? Он так плохо их помнил. Но когда они были живы, он был единым целым. Он был любим. Не той любовью, которую обещал Малик.

От боли воспоминаний Тарек стиснул зубы. Это как биться головой о каменную стену. Стену, которую он сам возвел вокруг себя. Две совершенно разные страницы его жизни – до смерти родителей и после.

Боль. Как раз в пустыне он не испытывал боли. Когда у тебя нет желаний, страстей, эмоций, когда нет ничего, кроме цели, боли неоткуда взяться. Вот почему так важно изгнать из себя желания. Вот почему нужно жить лишь одной целью. Тогда он свел всего себя к единой цели – выжить. А выжить – это просто. Когда ты должен выжить, тебе не до удобств и развлечений. Ты думаешь только о том, как дышать. А дышать легко.

Сложно все остальное.

Внезапно в памяти всплыло лицо. Как ни странно, это было лицо не Оливии, а его отца. Тарек услышал его голос – мягкий, далекий, доносящийся из глубин памяти. Эти слова. Как долго он хотел их услышать, но они всегда были приглушены горечью и болью.

«Я люблю эту страну больше собственной жизни. Но как властитель может управлять собственной силой, если в нем нет любви? Что тогда будет для него путеводным огнем?»