Скучаю по тебе - Кейт Эберлен

Обязанности по домашнему хозяйству делились по справедливости. Я вызвался выносить мусор (правда, еще до того, как узнал, с какой частотой ломается лифт) и ходить за покупками раз в неделю. Я старательно выискивал места, где можно подешевле купить молоко и туалетную бумагу, и ходил на рынок на Инвернесс-стрит по субботам после обеда, когда продавцы сворачиваются и отдают все почти за бесценок.

Под руководством Стефании, жены Сальваторе и шеф-повара кафе «Piattini», где я все еще работал по выходным, я начал проявлять интерес к кулинарии.

– Сколько помидоров могут съесть четыре человека? – спросила меня Люси, когда я принес домой ящик помидоров, уплатив за него всего один фунт.

Но даже она должна был признать, что, поджаренные с небольшим количеством оливкового масла, спелые помидоры превращаются в изумительный соус для спагетти, особенно если сверху их посыпать тертым пармезаном.

Я стал с нетерпением ждать выходных, с их методичным ритмом мойки и нарезки овощей, помешиванием, снятием проб и волшебством создания удивительных вкусных вещей – например, риболлиты из нескольких простых ингредиентов. Это был отличный способ отвлечься дома вечером от суеты больницы, и это было дешевле и полезнее, чем покупать готовую еду на вынос. И еще это была возможность для меня отплатить за все хлопоты по домашнему хозяйству, которые выполняли девушки, – уборку и чистку сантехники.

В октябре, когда родители решили удовлетворить свое любопытство и посмотреть, как я устроился на новом месте, они приехали в Лондон на один день в воскресенье и попросили заказать столик в хорошем, но недорогом месте, «в котором я и сам мог бы себе позволить поесть». Я удивил их тем, что пригласил домой и подал поркетту, фаршированную фенхелем, с чили и чесноком, а к ней картофель, запеченный с розмарином, и хрустящий салат.

– Люси, как удивительно вкусно! – нарочито восторженно воскликнул папа с некоторым неуместным намеком на флирт.

– Это все Гус, – ответила она. – От меня на кухне никакого толка!

– Гус? – спросила мама. – Вот так сюрприз. И какой приятный сюрприз!

Я так и не понял, к чему относилось ее удивление: к тому, что друзья зовут меня Гусом, к тому, что я гетеросексуален, или к тому, что умею готовить. Детская гордость от того, что наконец-то я открыл в себе таланты, которыми Росс не обладал, тут же сменилась страхом, что мама может сказать это вслух, а не только подумать. Она промолчала. День прошел удачно. Но повторять такой день мне бы не хотелось.

– У тебя приятные родители, – сказала потом Люси.

У тебя. Я представил их как «моя мама» и «мой папа», а не Кэролайн и Гордон. Я даже не был уверен, что они нормально воспримут, если она будет называть их по имени.

– Как думаешь, я им понравилась? – спросила Люси.

Я даже не знал, нравлюсь ли им я.

– Конечно. Просто они не из тех людей, которые выражают свои чувства.

Никогда не задумывался отчего. Возможно, поскольку они сами росли единственными детьми в семье, им не с кем было делиться чувствами, а возможно, как люди, выросшие в семьях среднего класса, они не были уверены в том, как нужно себя вести.

– Ты не такой, – сказала Люси.

– Какое облегчение, – ответил я, втайне радуясь, что мне не пришлось везти ее к родителям, в их холодный и безжизненный дом.

Родители Люси привыкли, что дочери приводят домой своих парней, так что они отнеслись ко мне с должным уровнем симпатии и недоверия. Мама Люси, очень дружелюбная и приветливая женщина, с ходу объявила, что я могу ее звать Ники. Пока она готовила обед, то и дело спрашивала меня, достаточно ли долго готовится мясо и не слишком ли острое карри. Когда я подскочил, чтобы помочь убрать со стола, она сказала, что очень приятно встретить мужчину, который не думает, что помыть посуду – это значит сложить ее в раковину и залить водой. Отец Люси, напротив, не предложил, чтобы я называл его по имени, и под его неприветливым взглядом я чувствовал себя неуклюжим, то обмакнув рукав в миску с хлопьями, то споткнувшись о грабли, пока мы убирали листья на газоне.

В их доме порядки были менее строгими, чем у нас. В воскресенье утром можно было спать сколько влезет, а в течение дня можно было пойти на кухню и в любое время сделать тост или еще чем перекусить. Когда Ники пригласила меня провести с ними Рождество, я с почти неприличным энтузиазмом его принял. Родителям я сказал, что буду до самого позднего вечера работать в кафе, так что ехать к ним накануне Рождества будет уже бессмысленно. И это было почти правдой, если не считать того, что я с легкостью мог взять выходной, стоило только попросить.

Перед обедом в семье Люси играли в «подарки тайного Санты», когда все заранее вытягивают бумажку с именем своего подопечного и потом каждый готовит ему подарок. В этой игре важно сохранить все в тайне. Итак, мне подготовили подарок в виде огромных мягких тапочек в форме собачки Громита[15]. Я же должен был придумать подарок для Хелен, старшей сестры Люси. После долгих мучений я купил машинку для надувания мыльных пузырей, которая привела в полный восторг ее маленькую дочку Хлою. Из сестер Хелен мне нравилась меньше всех. У нее был отстраненный взгляд доктора, и когда она смотрела на меня, казалось, что она видела во мне какие-то нехорошие симптомы. Как-то я в шутку (ну и немножко всерьез) сказал ей, что вряд ли смогу стать терапевтом, потому что с ужасом представляю себе ситуацию, что мне нужно будет самому поставить диагноз, даже если человек пришел с банальной простудой. Она же в ответ вполне серьезно заметила, что в большинстве случаев простуда бывает вызвана вирусом и пациенту можно помочь только советом больше пить жидкости и ждать, пока его иммунная система сама справится с болезнью.

– Ну а как же тот случай, один из тысячи, когда простуда может развиться в менингит?

– Ну что ж, мы все этого боимся.

– В том-то и дело, что я, наверное, не смогу принять решение даже в тех самых девятистах девяноста девяти случаях…

– Придется, когда за дверью твоего кабинета сидят в очереди тридцать человек, – сказала она. – Над такими вопросами лучше не слишком задумываться.

Средняя сестра, Пиппа, нравилась мне гораздо больше. Слегка суетливая и обидчивая, она тем не менее легко выказывала и радость, и симпатию. В сравнении с сестрами она была этакой бунтаркой. Перенеся в подростковом возрасте булимию – да, в семье врачей эта тема считалась вполне приличной для обсуждения за столом, – теперь она поддерживала свою невероятную худобу курением, выкуривая сигареты одну за другой в дальнем углу сада. В этой семье за ней прочно закрепился ярлык «трудного» ребенка.

– А кто же тогда Люси? – спросил я у Ники, когда наши с ней отношения стали достаточно доверительными для обсуждения подобных вопросов.

– О, Люси – это ребенок, с которым никогда не было никаких хлопот, – ответила она.