Картинные девушки. Музы и художники: от Рафаэля до Пикассо - Анна Александровна Матвеева

границу отправят обоих братьев, каждый будет получать в год по пять сотен червонцев, от каждого Общество будет ожидать подробных отчётов и работ, созданных в соответствии с желаниями начальства. Утверждён и маршрут: Берлин, Дрезден, Мюнхен, затем Италия. Париж вычеркнул из списка сам государь недрогнувшей рукой – опасался воздействия, кое могут оказать вольнодумные французские настроения на неокрепший дух русских художников.

Ещё одно прошение Общества, удовлетворённое высочайшей властью, – пожаловать фамилию Брюлло русским окончанием. Сделано это было аккурат накануне отъезда братьев из Петербурга 16 августа 1822 года. Вся семья провожала мальчиков на чужбину, понимая, что разлука будет долгой. Тогда-то отец и поцеловал Карла в первый и последний раз.

Первый день Помпеи

Повторять чужие копии – совсем не то что копировать с оригинала! В Дрездене Брюллов просиживает часы перед «Сикстинской мадонной» и впервые в жизни чувствует недовольство тем, что у него получается. Рафаэлева Мадонна непостижима, как ни старайся, будет лишь бледная копия, но польза от сих занятий велика, считает Карл. Корреджо ему не нравится, к Дюреру он равнодушен. Идеал его – Николя Пуссен, икона классицистов всех времён и народов, – в Италии не слишком почитаем.

Брат Александр, с присущей ему обязательностью, отправляет в Общество обстоятельные отчёты, пишет подробные письма родным. Карл ленится делать и то, и другое. Из Рима, впрочем, шлёт папеньке восторженные описания Ватикана. Ему дозволяют ставить мольберт в станцах Рафаэля, и он с наслаждением копирует «Афинскую школу». Близко сходится с датским скульптором Бертелем Торвальдсеном, прожившим в Италии четверть века, знакомится с молодым французским романистом Анри Бейлем, который войдёт в историю под именем Стендаль, дружит с русским живописцем Сильвестром Щедриным – пейзажистом, прославлявшим красоты Апеннинского полуострова.

Какой русский художник не любит Италии! Жить в таком климате – одно удовольствие. Девушки красивы, натурщицы сговорчивы, запасы вина неиссякаемы. Вот только работа идёт не так споро, как рассчитывали в Обществе поощрения художников, а ведь Карл сам проговорился в одном из писем, что пора уж ему «производить по силам».

Первая из картин Брюллова, отосланная в Петербург, называлась «Итальянское утро» (1823, Кунстхалле, Киль). Долго добиралась она до России. Те, кто ругает теперешнюю почту, представить себе не могут, с каким нетерпением ждали в Обществе эту посылку, доставленную лишь через два года. Не было, как пояснялось, прямых кораблей, ждали оказии. Но картина оказалась прелестной, не зря ждали, не зря Брюллова отправили в Италию! Совсем ещё юная итальяночка (за два года натурщица, разумеется, изменилась, а картине хоть бы хны) подставила ладони под тонкую струйку фонтана. Обнажённая грудь, розовое ушко, свет солнца, ласкающий гладкую смуглую спину… От холста так и веяло наслаждением, всей этой итальянской дольчевитой!

Картину приобретает для своей коллекции государь император и, пожаловав художника бриллиантовым перстнем, настоятельно просит написать работу того же стиля, в тандем. Ну, например, было утро, а потом пришёл полдень. Сие станет доподлинным украшением интерьеров!

Брюллов исполнит высочайший заказ – спустя некоторое время появится «Итальянский полдень» (1827, Русский музей). Другая итальяночка, но тоже свежая, только-только созревшая, прямо как виноград, который она собирает, принесла Брюллову ещё один бриллиантовый перстень, но вот Обществом поощрения художников была заклеймена как работа «не изящная и не соответствующая классическим идеалам красоты». Может, всё дело в том, что между двумя картинами пролегли наводнение и Сенатская площадь? В Петербурге – смута, восстание, арест и ссылки давних друзей. Александр Бестужев-Марлинский сослан в Якутск, а после переведён на Кавказ простым солдатом. Из дома сообщают о кончине младшего брата Павла. На всё воля божия, вздыхает в Риме Карл Брюллов. Героиня «Итальянского полдня» тянется за виноградной гроздью, глядя на неё с таким аппетитом, что зритель отводит глаза в смущении.

Недовольство заказчиков Брюллов счёл поводом разорвать отношения с Обществом, поучения которого ему порядком надоели. Он и сам теперь в состоянии о себе позаботиться: пишет портреты местной знати и проезжих русских дворян. Мог бы зарабатывать и вовсе хорошие деньги, но ему не хватает трудолюбия, усердия. Такое чувство, что эти качества целиком перешли брату, подобно тому как песок в часах перетекает из верхней чаши в нижнюю. Александр всё делает правильно – составляет отчёты, высылает обещанные работы. Он надёжен, как немецкий механизм. Карл же скроен чисто по-русски: зависит от порыва, настроения. И от того, есть ли рядом хорошенькая женщина, неважно, благородных кровей или нет. Ради симпатичной субретки он отвергает аристократок, которые готовы платить ему за портреты и терпеливо позировать.

Командировка в Италию затягивается, а Брюллов всё не оставляет помышлений о создании поистине великолепного полотна на сюжет из отечественной истории. Общество шлёт ему рекомендации сосредоточиться на копировании рафаэлевых мадонн; что же до собственных работ, то отчего бы не изобразить святого Александра Невского и праведную Елизавету – небесных покровителей царствующих государя и государыни? Советуют представить здесь же царскую корону или же вид императорского дворца. Брюллов отговаривается – не то, не об этом он мыслит! То князь Олег с дружиною стоит у врат Царьграда, то Минин с Пожарским говорят с народом – вот этакие сюжеты приходят к нему в фантазиях: грандиозные, многофигурные, сложные.

В Риме то и дело появляются русские путешественники. Одни навещают Брюллова как местную примечательность, другие знакомятся с ним по чистой случайности, как полковник Александр Львов. Вроде бы Львов оказал Карлу некую любезность, выручил его из не особливо приятной ситуации – и взамен обрёл в нем друга. Карл пишет со Львова выразительный портрет, полный симпатии и восхищения, – это первый итальянский портрет (1824, Третьяковская галерея, Москва), с которого отсчитывается слава Брюллова-портретиста. Львов заказывает своему другу картину «Эрминия у пастухов» (1824, Третьяковская галерея) на сюжет тогдашнего бестселлера Торквато Тассо и приглашает его совершить вместе поездку в Неаполь с непременным посещением Помпеи, той самой, откуда привезён был приснопамятный кусок лавы. Картину Брюллов исполнит, а вот от поездки уклонится, привычно выставив вместо себя кандидатуру брата Александра. Ему самому в Помпею вроде бы ехать ни к чему – не сыскать там сюжета из истории!

Россия присягает новому императору, Николаю I, а в Риме Брюллов, вспоминая петербургские привычки, играет на домашнем театре у князя Гагарина, пишет портреты князя, его жены и детей. Александр, идеальный брат, посетивший Помпею, прилежно работавший там и сям, сделавший портреты неаполитанской королевской семьи в акварели, просит у Общества поощрения художников направить его в Лондон для обучения искусству литографии. Карлу хорошо и в Риме, город начинает ему казаться отечеством. Тогда-то и сбывается ожидаемое – найти грандиозный