Снайперы. Огонь на поражение - Максим Бузин

Подозвав энергичным жестом перекуривавшего неподалеку унтер-офицера, Эрих повернул голову и произнес:

– Фридрих, у меня для вас два срочных поручения. Во-первых, скажите связистам в блиндаже, чтобы немедленно передали на фланги мой приказ: если противник, заняв вторую траншею, не остановится и продолжит наступление, то без команды сразу открывать огонь! А затем пулей летите по окопам, найдите лейтенанта Хагена и слово в слово сообщите то же самое ему! Выполняйте!

– Есть, господин обер-лейтенант! – обозначил строевую стойку Фридрих и через секунду скрылся у командира батальона за спиной.

– Чувствую, развязка уже близко, – пробурчал себе под нос фон Тиссен, сдвинув брови и наморщив лоб. – Чем все закончится, конечно, неизвестно, но одно я знаю точно – в рукопашной, если она случится, нам русских не победить…

* * *

…Поборов сильнейшее искушение скатиться кубарем вниз и укрыться, Набойченко преодолел широким прыжком пустую траншею и, призывно махнув рукой следовавшим за ним бойцам, продолжил свой бег. Впереди в каких-нибудь двухстах пятидесяти метрах темнели над бруствером каски немецких солдат, и капитан хорошо понимал, что через несколько кратких мгновений по наступающим красноармейцам прицельно ударят вражеские винтовки и пулеметы. Но он также четко осознавал, что и в этих покинутых гитлеровцами окопах задерживаться не имеет смысла, поскольку фашисты наверняка снова накроют батальон минометным огнем.

«Только бы суметь в расположение фрицев ворваться, а там мы наделаем из них паровых котлет! – в такт учащенному биению сердца звенела в мозгу у Геннадия неотступная мысль. – Только бы суметь! Только бы суметь!..»

Длинная пулеметная очередь вырвала куски дерна практически из-под ног, и Набойченко, инстинктивно шарахнувшись в сторону, потерял равновесие и едва не упал. Несуразно взмахнув руками, он все-таки устоял и побежал дальше, теперь уже пригибаясь и вжав голову в плечи, потому что гитлеровцы почти одновременно открыли огонь из десятков стволов, обрушив на советских бойцов разящий свинцовый град.

Пули свистели над землей, разрывая гимнастерки и проникая в человеческую плоть. Люди падали, некоторые молча, кто-то с болезненным стоном, а кто и отчаянно матерясь. Но батальон, несмотря на потери, продолжал наступление, огрызаясь беглым, в большинстве своем неприцельным, винтовочным и автоматным огнем. Очень немногим в такой ситуации удавалось сохранить хладнокровие. И старшина Овечкин относился к их числу.

Двигаясь вместе со всеми, Андрей не палил абы куда. На ходу выбрав для себя цель, он останавливался на секунды, приседал на колено и, поймав в оптический прицел СВТ-40 видневшуюся над бруствером голову или же верхнюю часть груди фашиста, нажимал на курок. Своего напарника Позднякова Овечкин потерял из виду практически с самого начала атаки, но после того, как во вражеской траншее замолчал сначала один, а потом и второй пулемет, старшина догадался, что его юный товарищ, образно выражаясь, тоже не бьет баклуши…

…Немцы яростно сопротивлялись, но остановить красноармейцев они не смогли. Миновав открытое простреливаемое пространство, наши бойцы на всем фронте атаки с громовым и протяжным криком «Ура-а-а-а!!!» ворвались в неприятельские окопы. И завязалась жестокая рукопашная схватка, в которой в ход пошло все, чем можно сокрушить врага.

Здоровый от рождения ефрейтор Носков орудовал как палицей своей винтовкой. Обхватив «Мосинку» ручищами за ствольную накладку и цевье, гигант с неимоверной силой опускал приклад на головы фашистов. А когда тот с треском отломился, Владимир, отшвырнув винтовку, смахнул с бруствера «бесхозный» пулемет, мгновенно сложил сошки и, не обращая внимания на болтающуюся ленту, продолжил выбивать дух из оказавшихся на его пути «истинных арийцев». И делал это в прямом и переносном смысле так ударно, что перемещавшемуся за ним следом по траншее сержанту Кулику только и оставалось, что перешагивать через безжизненные, похожие на сломанные куклы, тела немецких оккупантов…

Без лишних слов понятно, что позволить себе такую роскошь, как использование снайперской винтовки в качестве дубины, Овечкин с Поздняковым, конечно, не могли. Поэтому Андрей Вениаминович предусмотрительно закинул СВТ за спину и применял в ближнем бою надежный и проверенный наган. Сергей поступил также, с той лишь небольшой разницей, что вспотевшей от волнения ладонью юноша сжимал не револьвер, а самозарядный пистолет ТТ.

Особо отличился ефрейтор Вася Фомичев. Набросившись на одиноко стоявшего возле стереотрубы и только расстрелявшего обойму своего вальтера обер-лейтенанта, он расчетливым ударом в челюсть сбил офицера Вермахта с ног и, камнем рухнув на поверженного гитлеровца, врезал тому еще пару раз по холеной физиономии. Затем рывком перевернул полубесчувственного противника на живот и стянул немцу руки за спиной собственным ремнем.

– Покарауль этого субчика! Похоже, он достаточно большая шишка! – крикнул Василий показавшемуся из-за поворота траншеи Каменеву, чье густо измазанное кровью и копотью лицо, обычно спокойное и невозмутимое, и сейчас ровным счетом ничего не выражало.

– Хорошо! – лаконично откликнулся сибиряк и, посмотрев куда-то мимо ефрейтора, в следующую секунду метким выстрелом навскидку срезал неожиданно выскочившего позади товарища гитлеровского солдата.

– Ювелир, твою мать! Чуть брюхо мне не продырявил! – запоздало отшатнувшись и мигом ранее ощутив горячее дыхание пули, выпущенной сослуживцем и просвистевшей в нескольких сантиметрах возле его правого бока, воскликнул Фомичев.

– Повезло, – не выказывая эмоций, неопределенно пожал плечами Каменев.

Снова выругавшись, на этот раз сквозь зубы, Вася устремился к находившемуся рядом блиндажу и едва не столкнулся с двумя выбежавшими оттуда фашистами. Прошив обоих врагов длинной очередью из ППШ, он опрометью влетел внутрь, прицелился в сидевшего за колченогим столом с прижатой к уху телефонной трубкой молодого худощавого немца-связиста и, свирепо вращая глазами, истошно заорал:

– Хенде хох, ущербный, лом тебе в грызло!

Моментально побледнев и выронив трубку, фашист, словно ужаленный, вскочил и вытянул длинные руки к бревенчатому потолку.

– Гитлер капут, – белыми от страха губами пробормотал он.

– Это само собой! – раздался за спиной Фомичева уверенный, чуть насмешливый голос, принадлежавший капитану Набойченко.

Одобрительно потрепав по плечу обернувшегося ефрейтора, командир роты подошел вплотную к трясущемуся, как осиновый лист, связисту и по-немецки спросил:

– Можете соединиться по телефону со своим вышестоящим командованием?

– Так точно, – заикаясь, пролепетал гитлеровец.

– С кем именно?

– С оберстом Шредбергом, командиром полка! – уже четче ответил солдат, очевидно, почувствовав, что убивать его не собираются.

– Хорошо, свяжитесь с оберстом и скажите, что атака противника успешно отбита, враг понес большие потери и отступил! Подкрепление и огневая поддержка не требуются! – произнес Геннадий, пристально глядя пленному прямо в глаза. – И, если хотите остаться в живых, не забывайте, что я понимаю все, о чем идет речь!