Правило правой руки (сборник) - Сергей Булыга

И вдруг я вижу, что когда всё было уже убрано, и даже скатерть снята, а генерал сладко похрапывал, жена вдруг подходит к буфету, выдвигает верхний ящик и достаёт оттуда мой солдатский нож!

Как откуда у меня солдатский нож? Да, я не служил в армии, ну и что? Я, ваша честь, и рожать не умею, но у меня есть жена, и, соответственно, есть дети, оба в городе. Также и нож: я купил его в прошлом году на ярмарке, очень нужная в хозяйстве вещь, особенно для колки кабанов. И вот! Жена достаёт этот нож и смотрит в сторону нашей кровати. А там спит господин генерал. Нет, я его не вижу, но слышу, как он ровно, ничего не подозревая, похрапывает. А жена вдруг подаёт мне этот нож и тихо восклицает:

– Ну!

Но я не беру этот нож! А так же тихо говорю:

– Ты что, с ума сошла?!

А она опять суёт мне нож! А генерал начал ворочаться. Я испугался, что сейчас жена может сделать какую-нибудь глупость, и выхватил у неё нож!

А генерал перелёг на другой бок и затих, и опять начал ровно похрапывать. Но вот что очень важно: теперь он лежал так, что подмял под себя занавеску, занавеска натянулась на его спине, и до того плотно, что было ясно видно, что он не снял с себя ни патронные ленты, ни даже поясной ремень, и теперь даже младенец мог безошибочно ударить его прямо в незащищённое место между четвёртым и пятым ребром! Вот о чём я тогда, чёрт бы меня подрал, подумал! А жена опять сказала:

– Ну! – уже довольно громко.

И генерал затих. Теперь он уже не похрапывал, а лежал как будто затаившись. Я подумал: сейчас я пропущу свой шанс! А жена сказала:

– Когда придут эти из города, то они обязательно спросят, почему ты не исполнил свой революционный долг. – И хищно прибавила: – Ну!

А генерал опять начал похрапывать. У меня стали дрожать руки. А жена опять стала зудеть:

– Дурень! Старый дурень! Чего ты испугался?! Он же бессмертный! Об этом же все газеты писали! Пырни его! Ну, пырни! И тогда эти, из города, нам ничего не сделают, мы будем перед ними чисты! Ты его всё равно не убьёшь! Он бессмертный! Пырни!

Вот, ваша честь, что такое женщины! Страшная сила! Я подступил к занавеске, замахнулся и пырнул! Прямо ему в левый бок, а он лежал на правом. Через занавеску! По самую рукоять! Кабана можно убить, а тут всего лишь генерал! Он захрипел и начал биться! Я испугался, вырвал нож и отскочил! Мне было очень страшно! Ваша честь! Кто мог подумать, что всё так получится? Да разве бы я посмел убить человека?! А тут бессмертный тиран! Я не ожидал такого! Бес попутал! Я отдёрнул занавеску и увидел, что он уже лежит на спине, глаза у него открыты, но зрачков не видно, так они далеко закатились, а изо рта идёт кровь. Но он ещё шептал:

– Второй Номер! Второй Номер! Ты предал меня! Революция тебе не…

И затих. И даже не дышал, только пена на губах немного пузырилась, вот и всё.

И вдруг залаяла собака, наш Дружок. А в первый раз, обратите на это внимание, Дружок не лаял. А тут аж зашёлся, аж до хрипоты. Хорошо ещё, подумал я, что я посадил его на цепь, а так бы покусал сейчас кого-то!

Но что делать с господином генералом, тут же подумал я. Куда его теперь девать? Вдруг это его люди, а не из города, тогда как быть?!

А жена совсем не волновалась. Она, как мне показалось, даже была рада. У нас же раньше было трое сыновей и одна дочь, а теперь остались только дочь и сын, и оба в городе, а двое старших, как нам в своё время сообщили официальным письмом…

Но это к делу не относится, я понимаю, ваша честь, конечно. И я продолжаю. Так вот жена, так как она ничуть не волновалась, говорит: вали его на пол! И я повалил. А она: а теперь под кровать!

Я так и сделал.

А Дружок во дворе прямо от гнева разрывается! А после вдруг захрипел и затих. Я побежал к двери…

Но не успел. Дверь распахнулась, и к нам вошёл господин генерал! Да, ваша честь, вот именно: господин генерал, как говорится, собственной персоной! В такой же шапке и в такой же накидке, и тоже весь от дождя мокрый. И говорит насмешливо:

– Чего уставился, приятель? Не узнаёшь меня?

– Как не узнать! – говорю я. – Ещё как сразу узнал!

И улыбаюсь. А самого всего трясёт! Но я держу себя в руках и медленно, как будто ни в чём не бывало, поворачиваюсь и вижу: занавеска уже аккуратно задёрнута и генерала не видно, и его одежда с шестов снята, а моя жена стоит и улыбается, и руками теребит передник…

А на переднике кровь!

И на полу возле кровати кровь! А в дальнем углу, из-под занавески торчит генеральский сапог! Значит, и сам генерал по-прежнему лежит под кроватью.

А этот, в дверях, тогда кто? И я начинаю внимательно, даже очень внимательно, смотреть на вошедшего. И он тоже туда-сюда смотрит, глазки у него бегают, а одну руку, правую, конечно, он держит за спиной. И я знаю, что у него там! И жена тоже знает. Но вдруг как скажет сладким голосом: заходите, господин, чего вы застеснялись, во дворе же такой дождь, а мы вам здесь стол накроем, подадим чайку горячего!

Вот как! Никогда я от неё такого не слыхал, а сколько мы с ней вместе прожили, представить страшно. И я стою, своим ушам не верю. Так же и этот второй генерал смотрит на неё очень внимательно, а с места не сдвигается. И руку держит за спиной. И, что ещё хуже, я вижу, что у него начинает дёргаться глаз, а это, как все знают, был первый признак: сейчас начнёт стрелять во всех подряд! Поэтому я сразу отступаю в сторону, поднимаю руки ладонями вверх, чтобы он видел, что ничего у меня в них нет, и говорю:

– Входите, ваше высокопревосходительство, всегда рад вас видеть. Ещё с первой кампании.

– О! – сказал он. – Вот даже как! Встретились два ветерана!

И вошёл. И руку вместе с револьвером сунул в карман галифе. Да, он был в галифе и в сапогах, в чёрной накидке и в картузе. И, конечно, с патронными лентами, да, поверх косоворотки, тоже чёрной. Остановился посреди гостиной и туда-сюда головой вертит. Но сразу понятно, что он не столько смотрит, сколько слушает. А жена, как назло, тарахтит: ах, какой важный гость, как мы рады, мы только о вас всегда думаем, но мы, конечно, недостойны такой чести, сейчас будет чай, а к чаю у нас ветчина, ветчина, между прочим, своя, мы держим кабанов и сами же их колем, мой муж в этом деле очень ловкий, он же у вас пять лет служил, рука у него твёрдая, сейчас он вам это покажет, – и, повернувшись ко мне, прибавляет: чего стоишь, как пень, где нож, покажи господину…

Но он вдруг громко:

– Ша!

И жена замолчала, и только глазами зырь-зырь. А он постоял ещё, послушал и чуть слышно говорит:

– Шаги!

И, глядя на входную дверь (а я её уже закрыл), начал отходить к стене, и, мимо стола, к занавеске.

Жена ему: туда нельзя!

Он тогда в другую сторону! И заметался! И за дверь!

Только он там встал и, вижу, достал револьвер, дверь сразу резко открывается…