Бумажный занавес, стеклянная корона - Елена Михалкова

Дамы были остроумны, злы и не давали спуску ни одной персоне, считавшей себя пупом земли, а таких среди приглашенных гостей хватало. Так что «Чай с имбирем» каждую пятницу собирал перед экранами благодарную аудиторию. Маша, жена Сергея, с удовольствием смотрела передачу, и Бабкин изредка составлял ей компанию.

На его памяти традиционная схема «встречи со звездой» лишь один раз дала сбой. Случилось это, когда на «Чай» пригласили Татьяну Медведкину.

Медведкина была прекрасна. В длинном белоснежном платье, с лилией в гладко зачесанных огненных волосах, она сидела перед двумя язвительными тетками, невозмутимая, как Будда, и вывести ее из себя было невозможно по той простой причине, что она не понимала и половины обращенных к ней упреков. «Вы пиаритесь на благотворительности!» – обвинила первая писательница. «Ваше телевизионное шоу «Ангел во плоти» – образец дурновкусия!» – рубанула наотмашь вторая.

Балерина светло улыбнулась обеим. «Все объясняется просто, – заявила она. – Мне не прощают красоту, успех и свободу. Я являю собой сплав этих качеств».

«Сплав?» – недоверчиво переспросили ее.

«Сплав», – подтвердила Медведкина. И взмахнула наращенными ресницами длиной с сосновые иглы.

Старшая из ведущих, молниеносно превратившись в гибрид коршуна со щукой, обрушилась на гостью с такой ураганной критикой, что даже лилия в волосах балерины скукожилась и в ужасе осыпала пыльцу. Однако Медведкина даже не покачнулась.

«Вы все мне завидуете, – констатировала она. – Во-первых, у меня божественная фигура. Во-вторых, я умею делать шпагат. А вы нет».

И победоносно оглядела присутствующих.

Дамы щелкнули клыками, и глаза им застила красная пелена. С густым ревом «мессершмитта» обе пошли в атаку. Но даже попытка пиявки присосаться к гусенице танка имела бы больший успех. Балерина была абсолютно непробиваема.

«Я неотразима, – твердила она. – А вы толстые. Все, кто меня не любит, отчего-то жирные и несчастные».

Зрители, восторженно раскрыв рты, смотрели, как разбивается одна атака за другой. Перед ведущими сидел не человек, а носорог в броне, и попытки высмеивать его были сродни укусам комара в носорожью задницу. Медведкина просто-напросто не понимала, о чем ей говорят.

«Вам не хватает духовности, – посочувствовала она писательницам. – Вы не пробовали медитацию?»

– Слушай, да эта Медведкина образцовая дура! – восхитился Бабкин. – Эталонный экземпляр.

Но жена покачала головой.

– По-моему, она далеко не так проста. Посмотри, как легко ей удалось вывести из себя сразу двух умниц и интеллектуалок. Может быть, она и производит впечатление идиотки. Но они-то сейчас выглядят гораздо хуже.

Это была правда. В своих попытках пробить шкуру балерины ведущие зашли слишком далеко. Обвинения стали звучать грубо, тонкая ирония превратилась в откровенную издевку, и перед зрителями предстали не две остроумные дамы, высмеивающие претенциозную жеманную дуру, а злобные гарпии, изо всех сил клюющие жертву – глупую, но безобидную.

Медведкиной удалось сделать то, что до нее не удавалось никому: выставить ведущих в дурном свете.

«Далеко не так проста», – вспомнил слова жены Бабкин, глядя, как балерина покачивает туфлей, рассказывая о Кармелите.

– Вы не ответили, где были во время убийства Джоника, – напомнил Макар.

Медведкина внезапно просияла и захлопала в ла-доши:

– А я знаю, знаю! Вы хотите меня подловить! Например, я скажу, что играла в бильярд, а вы сразу спросите, откуда я знаю, когда его убили!

– Между шестью и шестью тридцатью его убили, – буркнул Сергей, не в силах больше выдерживать эту лучезарную глупость. Нет, Машка все-таки ошиблась.

– В это время я была… – Медведкина нахмурилась, припоминая, – ах да, у себя в комнате. Читала книгу о философии эпохи Просвещения.

Илюшин проглотил эпоху Просвещения, не поморщившись.

– К вам кто-нибудь заходил в эти полчаса?

– Витенька. Мы с ним мило поболтали. Он помог мне выбрать платье к ужину. А потом поднялся крик, я выбежала из комнаты и…

Татьяна всхлипнула и вытерла платочком совершенно сухие глаза.

– А Бантышев с вами выбежал? – спросил Макар.

– Что? Нет-нет, он ушел раньше.

– Во сколько примерно?

Ответ прозвучал слишком быстро:

– В шесть пятнадцать.

– Ровно в шесть пятнадцать?

Балерина кивнула:

– У меня прекрасная память на цифры. И еще я знаю с точностью до минуты, сколько сейчас на часах, даже если не вижу их. Это у меня кармическое.

У Бабкина рвался с губ вопрос, но Илюшин коротко глянул на него, и Сергей смолчал.

– А ведь господин Баширов и вас оскорбил, – вспомнил Макар.

Татуированные брови взлетели высоко вверх.

– Меня? – изумилась балерина так натурально, что если бы Бабкин не был лично свидетелем скандала, мог бы и поверить. – Какие глупости, боже мой!

– Обозвал вас шлюхой, кажется, – спокойно сказал Илюшин. – Назвал цену в полтора миллиона за ночь, правда?

И тут с Медведкиной приключилась удивительная вещь. Глаза ее остекленели. Лицо застыло в удивленной и слегка обиженной гримасе, не нарушавшейся ни одним движением мышц. Что-то было в этом жутковатое, словно живого человека незаметно подменили механической куклой.

Прошло не меньше минуты в странном молчании.

– Понятия не имею, о чем вы, – проговорила, наконец, балерина. Слова, излишне четкие, падали с ее губ как горошины. Взгляд оставался неподвижным.

– Вы не помните, что вас оскорбили? – удивился Илюшин.

– Понятия не имею, о чем вы, – с той же интонацией повторила балерина.

– Я же слышал, как вы с Башировым… – начал Сергей.

Но Медведкина уже поднялась и смотрела на него тем же пустым взглядом.

– Приятно было познакомиться.

Она вышла быстрее, чем кто-либо из сыщиков успел сказать хоть слово. На краешке кресла осталась лежать, мрачно сверкая, черная бусина, отвалившаяся с ее траурного платья.

3

Первое, что сделал Иннокентий Кутиков, едва уехала полиция и начали работать частные сыщики – развел всех гостей по отдельным комнатам. И настоятельно попросил не покидать импровизированные камеры в ближайшее время. Любой другой в ответ на подобную просьбу получил бы отказ. Однако камердинер Грегоровича умел быть убедительным.

Ася Катунцева задумчиво стояла над своей сумкой, когда Кутиков заглянул к ней.

– Пожалуйста, никуда отсюда не уходите, – повторил Кеша. И на всякий случай добавил: – В коридоре камеры, охрана отслеживает все перемещения.