Петля для губернатора - Андрей Воронин

Он поспешно подошел к раненому и с облегчением убедился в том, что тот жив. Собственно, это было в порядке вещей: удар пришелся по багажнику легковушки, водителя сразу выбросило на дорогу, так что сильно пострадать он вроде бы не мог. Тогда откуда столько крови и почему он без сознания? Неужели и вправду пьян?

Водитель самосвала повел носом, но бензиновая вонь начисто забивала все остальные запахи. “Не шарахнуло бы”, – с опаской подумал он и, подхватив раненого под мышки, торопливо поволок его к самосвалу.

* * *

В то утро похмелье мучило не только водителя самосвала. Майор ФСБ Алексей Губанов проснулся с тяжелой головой и не сразу понял, где находится.

Вокруг были голые кремовые стены, слегка шероховатые на ощупь. Фактура материала была такой, что сразу и не поймешь, что это, штукатурка, обои или вообще какой-нибудь пластик. С высокого белоснежного потолка на майора бессмысленно пялились стеклянные линзы точечных светильников, сквозь широкое, без переплета окно в пластиковой раме в комнату сочился грязноватый пасмурный свет. Лежать было жестко, майор весь затек и отлежал себе все на свете. Пощупав рукой, он обнаружил, что лежит, оказывается, на покрытом импортной каменной плиткой полу.

Пол был холодный, и Губанов решил, что надо вставать, пока не заработал себе радикулит, а то и что-нибудь похуже.

Вспомнив о болезнях, он немедленно сообразил, где находится. Это же его детище, его, трах-тарарах, медицинский центр… Помнится, вчера они с Кацнельсоном и Масловым обмывали завершение отделочных работ в западном крыле, где планировалось разместить собственно клинику.

Сначала пили водку, потом шампанское, а потом, когда горючее кончилось, Маслов, кажется, достал спирт. Или нет? Откуда, собственно, у Маслова мог взяться спирт, клиника-то еще не действует? Не мог же он его с собой из Москвы притащить? Губанов тщательно проанализировал свои ощущения и пришел к выводу, что Маслов притащить с собой спирт не можно каким-то образом все-таки притащил.

"Чему удивляться-то? – угрюмо подумал майор, садясь на полу и немедленно хватаясь обеими руками за голову, которая, казалось, готова была взорваться, как осколочная граната. – Конечно, притащил. Кацнельсон вон еврей, и то пьет, как лошадь, а это же все-таки русский человек, нашенский. Ох, сволочи, отравили они меня… Это же надо, какой из них распрекрасный дуэт получился. Но работают как звери. Такими темпами к весне, глядишь, и закончим”.

Кряхтя, он подтянул под себя ноги, усевшись по-турецки, и, забравшись во внутренний карман мятого пиджака, вынул скомканную пачку сигарет. Сигарет в пачке осталось всего две штуки, причем одна из них лопнула вдоль почти по всей длине. Губанов выбросил ее в угол и вынул из пачки вторую. Сигарета была кривая, но целая, и он закурил, кривясь от отвращения и все усиливавшейся головной боли.

За широким окном неподвижно стоял заснеженный еловый лес. С неба опять падал мокрый снег, еловые лапы совсем обвисли под его тяжестью, и, пока Губанов, дымя сигаретой, бездумно смотрел в окно, с них несколько раз сорвались и бесшумно обрушились вниз тяжелые сырые пласты. Губанов посмотрел на часы. Было восемь утра, впереди его ждала масса дел. День был расписан буквально по минутам, и благодаря вчерашней безобразной пьянке расписание уже пошло ломаться, как лед на реке во время весеннего ледохода.

– Ну и хрен с ним, – громко сказал Губанов, потушил окурок о каменные плиты пола и с кряхтением принял вертикальное положение.

Маслова он отыскал в кабинете главврача. Это было, пожалуй, единственное помещение во всем здании, имевшее законченный, вполне обжитой вид. На окнах, как полагается, висели жалюзи” стол вызывал уважение своими внушительными габаритами и строгим, лишенным ненужных излишеств дизайном, матово поблескивала светлая кожаная обивка мягких кресел для посетителей, на приставном столике справа от рабочего места Маслова слепо таращился темным бельмом выключенного монитора современный компьютер.

Сам Маслов восседал за столом во вращающемся кресле и, согнувшись в три погибели, сосредоточенно стриг ногти на ногах хирургическими ножницами. Ногти у него были мощные, кривые и желтые. Губанов подумал, что здесь больше подошли бы не ножницы, а молоток и зубило, и поспешно отвел глаза: от вида желтоватых докторских ступней с кривыми ногтями и ороговевшими растоптанными пятками его вдруг замутило.

Услышав шаги Губанова, Маслов поднял на него глаза. Даже сквозь стекла очков было видно, что белки у него розоватые с перепоя, но в остальном чертов Айболит выглядел как огурчик.

– О, – сказал он, – некротическое явление. В морге, небось, переполох: куда этот, из восьмого контейнера, подевался? Неужто сторожа его на котлеты пустили? А он – вот он!

– Болван, – проворчал Губанов и тяжело рухнул в одно их кресел. – Черт, – сказал он, – мягко, – Спрашивается, почему я спал на голом каменном полу, как бродячий пес?

– А это ты у себя спроси, – посоветовал Маслов, натягивая на ногу драный хлопчатобумажный носок. Он критически осмотрел высунувшийся из дыры большой палец, пожал костлявыми плечами и сунул ногу в ботинок. – Я тебе предлагал нормальное спальное место, а тебе, видите ли, захотелось романтики. Насилу тебя уговорили костер в палате не разводить.

– Да? – удивился Губанов. – Черт, ничего не помню. А все ты со своим спиртом. Самого, я вижу, как огурчик.

– Точно, – сказал Маслов, – как огурчик. Хоть сейчас под крышку и в погреб. Хорошее слово – погреб. Напоминает погребение.

– Тьфу на тебя, – сказал Губанов. – Бездельник ты, а не главврач.

– Не спорю, – согласился Маслов и, запустив руку в недра своей растрепанной бороды, энергично поскреб шею. – А кого прикажешь лечить?

– Меня, например, – проворчал майор. – Помираю ведь прямо на твоих глазах.

– А, – сказал Маслов, – понятно.

Он сунулся в тумбу письменного стола, некоторое время звякал там стеклом, пыхтел и чем-то аппетитно булькал, после чего вновь вынырнул на поверхность и поставил перед Губановым мензурку, до краев наполненную прозрачной жидкостью. Губанов поспешно протянул дрожащую руку и залпом выплеснул содержимое мензурки в рот. Он покраснел, глаза его угрожающе выпучились, и Маслов торопливо подвинул к нему графин с водой. Губанов схватил графин и припал к нему, как путник, трое суток блуждавший в сердце Сахары. Он булькал и захлебывался, вода, пузырясь, стекала по его подбородку за ворот несвежей рубашки.

Наконец он со стуком поставил наполовину опустошенный графин на место, утерся рукавом и шумно перевел дыхание.

– Отравитель, – просипел он неожиданно севшим голосом. – Неужели нельзя было предупредить, что неразведенный?

– Вчера ты хлестал его, как воду, – напомнил Маслов.

– Так то вчера, – возразил Губанов.

– Смотри, – предупредил его приятель, – как бы мне не пришлось выделять вам палату на двоих.

– Ого, – Губанов перестал пыхтеть и утираться и с интересом уставился на собеседника. – А ты, я вижу, уже освоился с ролью хозяина.