Дети Капища - Ян Валетов

– Не хочется.

– Ты считал, сколько ребят из твоей группы осталось в живых?

– А ты, Умка? Считал?

– Значит, оба считали, – ухмыльнулся Сергеев. – Из моих – тридцать процентов. Каждый третий. В 2005-м нас было в два раза больше. А у тебя?

– Я чуть старше, – сказал Истомин. – У меня в живых осталось четверо из двадцати.

– Нас давно можно не принимать в расчет. У Александра Александровича есть свои люди. Зачем ему доверять чужим? У него своя Контора, свои советники, свой круг. А прокормить тех из нас, кто все-таки выжил, стоит недорого. Россия – страна богатая.

Они замолчали.

Время катилось к полуночи. Новый Арбат был, как обычно, полон народа. Роскошные машины замерли у обочин, ожидая своих хозяев, нырнувших в казино, ночные клубы и ресторации. Свет тысячеваттных фонарей и цветных реклам превращал ночь в день.

Лимузин Истомина плыл в редеющем потоке автомобилей по направлению к Тверской. Сергеев опять почувствовал острый приступ мизантропии. Выбирая между сытостью и демократией – Россия выбрала сытость. Раньше бы Сергеев пренебрежительно фыркнул, а теперь имел возможность поразмыслить о правильности выбора.

В «Камелоте» было еще тихо. Настоящее веселье начнется чуть позже, часа в три, когда в ресторан подъедет подкрепиться уставшая от плясок и игрищ публика. В кабинках туалетов будут блевать с перепоя, заниматься сексом и выяснять семейные отношения. Официанты, одетые в костюмы средневековой прислуги, забегают по залу, как тараканы по кухне, разнося изысканные блюда, шампанское и коньяки по тысяче долларов за бутылку.

На столешницах в умывальных комнатах появятся разводы кокаиновой пыли – и это несмотря на то, что государь издал указ, карающий смертью за употребление, хранение и продажу наркотиков. Но даже государевым опричникам из жандармерии понятно, что применить его в Люберцах – это одно, а в центре Москвы – совсем другое. Поэтому к утру повиснет в воздухе явственный запах травки, а состоящие на довольстве во втором управлении секьюрити будут делать вид, что их это не касается.

Стилизованный под Темные века «Камелот» уже пережил пик своей популярности и готовился к забвению через полгода-год. Но кухня была по-прежнему хороша, к тому же тут подавали лучшую в Москве баранину в гранатовом соусе, перед которой склонный к чревоугодию Истомин просто не мог устоять.

Али-Баба сидел в одной из кабинок на невысоком подиуме, в конце зала. Грамотно сидел, как отметил Сергеев: неподалеку от входа в кухню, в мало освещенной зоне, лицом к дверям.

– Вот он, – сказал Истомин тихо, двигаясь через зал. – Ждет. Не удивляйся. Он весьма светский человек, когда общается со светскими людьми. Прихлебывает вино, ест свинину. В конце концов, он, по слухам, убил столько неверных, что после смерти будет пить с Аллахом чай в любом случае.

Гроза неверных оказался хрупким и моложавым человеком, с козлиной бородкой и в дорогущем на вид летнем костюме.

«Если он албанец, то я якут, – подумал Сергеев, пожимая протянутую руку. – Араб. Средиземноморский араб. Забавно. Зачем Истомину врать? Это же так бросается в глаза!»

Али-Баба был смуглокож, тонок в кости, с живыми, похожими на черных, лоснящихся жуков, глазами и гладкими, зачесанными назад волосами, в которых посверкивали паутинки седины. И профиль у него был вполне семитский. Он не производил впечатления опасного человека, а значит, учитывая характеристику, которую ему дал Истомин, был по-настоящему опасен.

«Так вот он, Константин Олегович, твой страховой полис, – подумал Сергеев, устраиваясь за столом поудобнее, – твой кошелек, твой основной капитал. На Карлоса Санчеса мало похож, разве что цветом волос. Все-то ты понял, господин Истомин, гораздо раньше, чем я рассмотрел со своего болота. И теперь не Контора меня знакомит с агентом, а лично ты. И не Контора будет иметь от этого выгоду, а лично ты. И не Али-Баба – твой агент, а, как мне ни печально это признавать, ты – его».

Али-Баба выглядел гостем на чужом празднике. Сергеев не сомневался, что при желании араб может слиться с пейзажем и сделаться, как хамелеон, совершенно незаметным – что здесь, что в толпе футбольных фанатов, что в главном зале Московской синагоги. Но сейчас необходимости в этом не было. И за столиком в мрачновато оформленном зале «Камелота» сидел типичный «ботаник», забредший сюда, в клевое тусовочное место, по ошибке.

– Ну, – сказал Истомин, – давайте приступать. Со своей стороны, при переговорах я могу ручаться за обоих. За обе стороны, то есть…

– Если вы позволите, – выговорил Али-Баба по-русски, старательно, но с жутким акцентом, – я буду говорить на английском.

– Как угодно, на ваше усмотрение, – откликнулся Сергеев, автоматически переходя на язык бывшего стратегического противника. – It’s up to you!*

– Вот и хорошо, – обрадовался Али-Баба и заговорил бегло и грамотно на превосходном British. – В принципе, у меня вопросов несколько. Первое. Господин Истомин сказал мне, что вы хорошо знаете территорию Ничьей Земли.

– Наверное, да, – откликнулся Михаил. – Хотя говорить так было бы неразумно с моей стороны. Самонадеянно, я бы сказал. Никто не знает территорию Зоны достаточно хорошо. Я не исключение. Возможно, что знаю ее чуть лучше, чем другие.

Истомин хмыкнул и щелкнул зажигалкой, прикуривая.

– Костя сказал мне, что вы живете там с самого начала? – спросил Али-Баба.

– Да. Почти.

– Вы ввозите через границу медикаменты, оборудование?

– Да.

– Чем платите?

– Деньгами. – Сергеев пожал плечами. – А чем еще можно платить?

– Если я спрошу вас, откуда деньги?

– Я вам отвечу – в Зоне их много. Надо только знать, где они лежат, и уметь взять.

Али-Баба кивнул.

– Вы переправляете товар контрабандой?

– Нет! Официально ввожу! Вы, вообще, представляете, о чем говорите? Ничья Земля – это тысячи километров границ, колючей проволоки, контрольно-следовых полос, десятки тысяч датчиков движения и температуры, автоматические пулеметы, пограничники, регулярные войска, миротворцы, бандитские формирования. И с каждым годом граница охраняется все лучше, возить грузы все труднее и труднее.

– Но вы же везете? Значит, есть окно?

– Постоянных окон нет, – вмешался Истомин. Из них троих он говорил по-английски хуже всех, явно «растеряв» язык во время сидения за начальственным столом. – Конечно, для Сергеева граница, что решето, но если кто сунется не зная броду, по чьим-то старым следам – костей не соберет.

Постоянные окна были. Но разубеждать коллегу, разыгрывающего перед гостем роль хозяина Сергеева, Михаил не стал. Нету, значит, нету…

– Сколько надо медикаментов? Например, на год?

– Я не знаю. Много. Смотря как считать, конечно, но очень много.