Смерть в катакомбах - Ирина Лобусова

Зал постепенно заполнял какой-то странный шум. В нем было всё одновременно — громкие голоса людей, выкрики на румынском, собачий лай, топот множества ног… Этого шума было так много, и звучал он с такой силой, что казалось, весь зал кафе был заполнен им так, как кухонный чад заполняет воздух.

— Что это? — Зина повернулась к Михалычу.

— Не ходи! — Лицо его было белым.

Но было уже поздно. Не снимая кухонного фартука и не надевая пальто, прямо так, как была, Зина выскочила на улицу. И застыла…

По дороге, совсем рядом с их кафе, солдаты гнали колонну людей. Казалось, этой страшной колоне не будет ни конца ни края. По бокам стояли немецкие и румынские солдаты с автоматами. Некоторые держали на цепях разъяренных овчарок, оглушающих всех истошным лаем, с их оскаленных клыков капала слюна.

А в колонне под дулами автоматов, сопровождаемые свирепым лаем, уворачиваясь от собачьих оскаленных клыков, шли люди. Многие из них несли чемоданы или наволочки с вещами, перевязанные стопки книг… В основном это были женщины, старики и дети.

Дети, почти все, прижимали к груди игрушки. Зина случайно встретилась взглядом с маленькой черноволосой девочкой лет пяти. Вцепившись в руку матери, та прижимала к себе что-то вислоухое и лохматое, видимо, это был заяц, но держала она его как-то небрежно — в ее недетских глазах застыл страх. Это не были глаза маленького ребенка.

Зину полоснуло словно по сердцу ножом. Она тут же вспомнила Виктора Барга — как гнали его вместе с другими евреями к месту жуткой казни. Смерть Виктора пекла ее душу кровавой, огненной раной. Иногда Зина даже просыпалась в кошмарах, реально ощущая запах горелого человеческого мяса и слыша страшный треск дров.

Идущие мимо нее люди тоже были евреями. Но куда их гнали теперь? Для казни их было слишком много. Куда? И, главное, за что?!

Словно отвечая на мысли Крестовской, рядом с ней возник торговец со Староконки, всегда обедавший в их кафе.

— Жидов гонят, — прокомментировал он с плохо скрытым злорадством, похлопывая себя по толстому животу. — И правильно, нечего им рядом с нормальными людьми жить!

— Куда гонят? — спросила Крестовская, никак не отреагировав на гнусную тираду негодяя.

— На Слободку. Там для них гетто сделали. Построят стены, оцепят, ну и пусть там живут. Я еще пару дней назад читал везде объявление, что всех жидов на Слободку будут выселять.

Зина отшатнулась от него, как от чумного. Схватилась руками за грудь — ей не хватало воздуха. Не жить их ведут на Слободку! Не жить! Она понимала то, что не знал стоящий рядом негодяй. На Слободку их вели умирать!

Расширенными глазами Крестовская всматривалась в лица этих несчастных людей. В глазах их сквозила обреченность. Зине хотелось закричать.

Закричать и броситься туда, к ним, в эту колонну обреченных на смерть, обращаясь ко всем зевакам, собравшимся поглазеть на людское горе, злорадствующим, кричать изо всех сил, что это не евреев ведут умирать, а их всех, абсолютно всех! Что нельзя равнодушно стоять и смотреть, потому что завтра это тебя поведут!

Но сделать этого было нельзя. Схватившись руками за грудь, расширенными глазами Зина пыталась запечатлеть лица этих людей в своей памяти — так, как когда-то лицо Виктора Барга в его последние мгновения на свете.

Зевак тем временем становилось все больше. По краям, за спинами солдат, столпились все торговки со Староконного рынка. Они злорадно ржали, тыкали пальцами в толпу.

Солдаты стояли неплотно. Внезапно Зина увидела молодую женщину, которая держала за руку мальчика лет семи. Он прижимал к груди футляр со скрипкой. Женщина вдруг пошатнулась и упала на снег.

В тот же самый момент из толпы за спинами солдат вырвалась одна из торговок. Она метнулась к несчастной женщине и… мгновенно сорвала с нее сапоги. Мальчик страшно закричал. Женщина осталась лежать неподвижно.

— Мамочка, вставай! — Мальчик теребил полу пальто матери. — Мамочка, у тебя ножки замерзнут! Мамочка…

Не выдержав, Зина бросилась вперед. Но еще до того, как подбежала, увидела, что женщина мертва.

Крестовская попыталась схватить ребенка, но опоздала: стоящий поблизости румынский солдат подбежал быстрее и изо всех сил пнул сапогом тело несчастной женщины. Мальчик дико закричал, вцепился ему в руку. Скрипка полетела на снег.

Размахнувшись, солдат ударил мальчика прикладом автомата в лицо, затем — изо всей силы — по голове. Мальчик рухнул вниз, обливаясь кровью.

— Это же ребенок! Ребенок!.. — страшно закричала Зина, подхватывая маленькое тельце на лету. Она чувствовала, как из мальчика стремительно уходит жизнь. Его затухающие глаза встретились с глазами Зины.

— Мамочка… Ей холодно лежать на снегу… У нее замерзнут ножки… — прошептал он.

— Нет, малыш… — По лицу Зины градом катились слезы. — Мамочке не холодно, не бойся… Скоро ты увидишь ее…

Тело мальчика выгнулось, мышцы охватила последняя судорога, и, счастливо улыбаясь, все продолжая держаться за руку Зины, он застыл… Она аккуратно положила его рядом с телом матери.

В тот же самый момент резкий удар в лицо сбил Зину с ног. Не сумев сдержать равновесие, она упала в снег. Перед глазами закружились искры.

Рот и нос мгновенно залила кровь, она почувствовала ее солоноватый привкус. Кровь была невероятно горячей и потоком потекла по ее шее.

Крестовская попыталась подняться, но в тот же самый момент почувствовала очередной жуткий удар в живот. Он был такой силы, что ей подумалось, будто все ее внутренности разорвались. Зина вновь опрокинулась на спину, на снег. Ее стало безостановочно рвать.

Прямо над собой увидела она искаженное яростью лицо румынского солдата, который убил ребенка. Именно он ударил Зину сначала кулаком в лицо, а затем — прикладом автомата в живот.

Ругаясь по-румынски, он поднял ногу и кованым сапогом ударил Крестовскую в бок. Тело ее словно подбросило в воздухе. От боли она совсем потеряла чувствительность. Где-то сбоку мелькнули страшные глаза Михалыча.

А солдат продолжал бить Зину ногами — с такой яростью, что при каждом ударе ее тело словно подпрыгивало на снегу. Кто-то попытался его оттащить, но, вырываясь, он все-таки продолжал это жуткое избиение.

Крестовской вдруг показалось, что в толпе людей она видит яркие глаза Виктора Барга. Расталкивая людей, он решительно двигается к ней. Вот он все ближе и ближе… Улыбаясь, Зина потянулась ему навстречу. Но вместо Виктора над ней внезапно склонилось совершенно другое лицо. Крестовская отчетливо различила нашивки немецкой офицерской формы. И этот немец что-то сказал. Затем — повторил на ломаном русском. Но Зина уже не различала слов. Она потеряла сознание.

Крестовская не могла видеть, что когда румынский солдат ее буквально добивал, рядом с колонной остановился легковой автомобиль. Из него вышел немецкий офицер. Немец был рыцарем — он не мог видеть, как избивают женщину. Тем более не еврейку, что легко можно было определить по светлым волосам. Он отшвырнул в сторону солдата, который вытянулся в струнку при виде офицера.