Третий экипаж - Алексей Гребенников

Киш дивился.

Он многого не помнил.

Выходил под сполохи, смотрел на цветные сугробы.

Думал: какая страна! Больше годится для жизни теней. Они быстротечны, промчатся, как ветерок, по застругам – и нет их. Летом не боятся гнуса, в болоте не тонут, не горят в костре, от вспыхивающего света только распространяются.

Но это понятно.

А вот зачем идут в сторону Столба Дети мертвецов?

Говорят, вокруг Столба всегда пусто и снежно. Там, как мошкара, вьются злые духи – гамулы. Там много серых костей – маленькие гамулы питаются большими китами. Принесут кита всем колхозом и ядят. Только лисы гамул не боятся, у них нет понятия о грехе.

Всех, кто не относился к великому мышиному народу Аху, издревле занимающему Большую нору, Учитель называл хамшарен – рожденные собакой.

Сумеречные ламуты – хамшарен.

Дети мертвецов – хамшарен.

Может, и Киш такой.

Мышонок Икики на всякий случай следил: вот зачем Киш так часто выходит наружу, студит уютную нору? На что там в тундре смотреть? Снега… Редкие лиственницы… Живя у моря, можно слушать шум морского прибоя, глядеть на разнообразных морских животных, изучать их нрав, взаимную вражду и дружбу, а тут? Ни ужасных болезней, ни опасности поражения молнией, даже гром доносится как бы издали.

Да и в громе нет ничего особенного.

«Кутха баты тускеред». Верховный бог Кутха сердится.

Перетаскивает свои лодки с одной реки на другую и сердится.

«Киш!» – «Чего тебе?» – «Иди скорее! Зовут».

На этот раз мышонок не прятался.

Длинная мордочка злобно скалилась, хотел казаться сердитым.

Киш в последний раз бросил копье. Так стремительно, что мышонок не успел вздрогнуть. Могло показаться – смелый, но просто не успел отскочить, острие копья вонзилось в стену норы в одном укусе от длинной мордочки. Серые усики взволнованно встопорщились. Икики выскочил в узкий проход, сшибая горбатой спинкой фонарики светлячков. «Ты даже не знаешь, кто ты!» – обиженно кричал на ходу.

Киш не слушал.

В Южной кладовой Киша ждал бригадный комиссар Иччи.

Полное имя Иччи было намного длиннее, но бригадного комиссара не звали полным именем, это запрещалось. Это был секрет. Просто Иччи. Бригада по сбору сараны, которой бригадный комиссар руководил летом, насчитывала всего семь десятков мышиных душ – не так уж много для большого народа, но Иччи руководил умело.

Рядом с Иччи стояли два его помощника – суровые бойцы из клана наусчич. Длинные морды, короткие хвосты, красноватая замша. Никто не скажет, что не следят за своим внешним видом.

«Вот вам Киш!» – крикнул Икики.

Получалось, что это он привел Киша.

Суровые помощники кивнули, а бригадный комиссар отдул упругие усы и спросил, не здороваясь: «Когда, Киш, ты в последний раз видел хранителя Аппу?»

«В середине зимы. В месяц – от мороза топорища ломаются». – «Хорошо, что ты помнишь хотя бы это. Но говорить надо правду». – «Это правда. Я ходил за вялеными кореньями. И видел хранителя». – «Это Аппу был?» – «Стопудово». – «Почему ты уверен?» – «У него запах особый».

«Да, запах у него особый, – неохотно согласился бригадный комиссар. – А где ты сам провел детство?»

Киш не любил такие вопросы. Он сердился, когда спрашивали о том, чего он не помнил. Иччи это знал. «Ладно, не отвечай, – сказал, и суровые помощники удовлетворенно переглянулись. – Но все в Большой норе знают, что ты не любил хранителя».

«Не я один. Аппу вкусное даже от родственников прятал». – «А разве там, где ты родился, запасы раздают всем желающим?»

Киш промолчал. Зато помощники бригадного комиссара оживились:

«Твое право, Киш, не отвечать на вопросы. Всё равно мы знаем, что это сделал ты!»

Киш опять промолчал. Он не знал, в чем его обвиняют, но живое существо, не помнящее собственного прошлого, легко обвинить в чем угодно.

«Войди в хранилище».

Он вошел.

Иччи вошел.

Все вошли.

Хранилище было пустым, слабо освещенным светлячками, натыканными под потолком. Пол затоптан, а там, где обычно горками лежит чищеная сарана, сухие ягоды, вяленые грибы и всякие полезные коренья, теперь ничего не было. Нельзя же считать запасами раскрошенные листья лопухов.

И это было странно и непонятно.

Всё лето народ Аху носил в хранилище ягоды и коренья.

Усатый, толстомордый Аппу никому не верил, каждого подозрительно похлопывал по голому животу костлявой холодной лапкой. Киша такое сердило. Даже сейчас, когда хранитель неподвижно висел под потолком в развилке сухого корня, Киш не сразу пожалел хранителя. Но подумал: это четанаусчу. В хранилище явно побывали четанаусчу. Они ленивые мыши. Они злые мыши. Их поэтому называют четанами. Они как трутни у пчел. Всё лето играют, потом всю зиму воруют. Наверное, пришли по своей воле и без разрешения, а хранитель их застал. А четаны наглые, они легко пугаются. Испугавшись, сунули подозрительного Аппу тонкой шеей в развилку сухого корня, и на его глазах устроили пир.

Пока пировали, глаза хранителя навсегда закрылись.

Но четаны, конечно, разговаривали с ним, у них такая привычка – не могут есть молча. «Смотри, как много можно съесть вкусных ягод, старик!» Так, наверное, вслух говорили. «Попробуй теперь отнять у нас сладкую ягоду, старик!»

И съели много. Очень много.

Так и лежали на голом полу у стены – вздувшиеся животы, серые потрепанные мундирчики. Могли бы догадаться, что опытный и сердитый хранитель на всякий случай пересыпает запасы специальными толчеными корешками.

«У нас для тебя, Киш, есть две новости», – сказал бригадный комиссар.

«Одна, наверное, хорошая, а другая плохая», – догадался Киш.

«Нет, Киш. Обе плохие. Какую хочешь услышать первой?»

«Наверное, совсем плохую».

«Имеешь право, – понимающе кивнул бригадный комиссар. – Все знают, что ты часто ссорился с Аппу. Теперь мои помощники думают, что хранителя убил ты. По сговору с четанами».

Помощники дружно закивали.

Им нравилась проницательность бригадного комиссара.

Им нравилось, что Киш как бы уже сотрудничает с выборными лицами, какими они являлись. Киш летом не раз приносил старику красивые коренья, значит, мог принести и ядовитых чуть больше, чем полагается для законной защиты, и уж тем более мог помочь четанам сунуть старика-хранителя шеей в развилку.

«Ты часто ссорился с хранителем?»

«Только когда он хватал меня холодными лапками за голый живот».

Помощники удовлетворенно кивнули. Им нравился тонкий подход бригадного комиссара к делу. Если Киш ссорился не очень часто, значит, копил в себе злобу.