Защитница. Тринадцатое дело - Иосиф Гольман

Почему не собирал всех сразу? Можно только предполагать, причем основных предположений получается два.

Во-первых, из‑за отсутствия настолько емкого помещения. А во-вторых, он обожал скрытую лесть и ненавидел прямую – на слишком большой тусовке такое не срежиссируешь.

А чтоб всем было понятно, чего от них ждут, в приглашении открыто формулировались некие важные правила поведения на предполагаемом празднике жизни. Для простоты процитируем некоторые из них прямо из пригласительного билета.

«1. Пребывание гостей на даче Е. А. Береславского допустимо только в повседневной одежде – собаки слюнявые и линяют!

2. Из уличной обуви приветствуются валенки. С собой не везти, их до черта. В доме можно ходить в чем угодно, полы теплые.

3. Пить и есть – на самообслуживании. Всего достаточно, слуг не предусмотрено. Не баре, поди.

4. В речах и тостах категорически запрещено упоминание проф. Е. А. Береславского. За нарушение – расстрел снежками или минералка в прическу».

Ну, и так далее, там пунктов много. Несмотря на нонконформизм и неформатность главного героя, он, видимо, был латентной занудой.

На приглашение откликнулись практически все, его получившие. И даже немного больше.

Петр Бойко с Неонилой и с Мишкой приглашения не имели. Они приехали в профессорскую деревеньку, чтобы встретиться с неуловимой Ольгой Шеметовой. Та так погрязла в своих юридических делах, что первым возможным временем для рандеву стал выходной. А поскольку его планировали провести на даче Ефима Аркадьевича, то адвокатесса и дала адрес Неониле, планируя незаметно отъехать на пол-часика в какое-нибудь близлежащее кафе. Там бы и переговорили.

На деле вышло иначе.

Аккуратный Петр Иванович приехал на своей «Волге» за четверть часа до обозначенного срока. А абсолютная женщина Ольга Викторовна – через три четверти часа после оного. Не опаздывала она только в суд и на деловые встречи.

Вот за этот образовавшийся в итоге час бывший прапорщик и был пленен профессором Береславским.

Сначала в прямом смысле, потом – в переносном.

Профессор увидел в камере охранной системы остановившуюся у дома черную «Волгу». Нила с Мишкой отошли побродить по заснеженным дорожкам, так что в автомобиле находился только серьезный усатый мужчина. Пять минут стоял, десять, двадцать. Так из машины никто и не вышел.

Профессор, зная, что сейчас к нему приедут гости, участвующие в каком-то небезопасном расследовании, слегка заволновался. А когда профессор волновался, он часто становился гораздо более решительным, чем следовало бы. Поэтому, зарядив предварительно металлический магазин «Сайги» десятью пулями (с металлическими же гильзами, чтоб не клинило), Ефим Аркадьевич вышел на улицу.

Бывший прапорщик был слегка удивлен, – причем, неприятно – увидев направленный в свою сторону конкретный десятимиллиметровый ствол и явно невоенного человека, в чьих руках этот ствол находился. Что, кстати, сильнее всего напрягло Петра Ивановича. Он инстинктивно не доверял лысым штатским очкарикам, оснащенным мощным огнестрельным оружием.

Стараясь выглядеть максимально спокойным, Бойко объяснил цель визита. Профессор, не опуская «Сайгу», по мобильному телефону проверил его показания, и только после этого счел возможным смутиться.

А, смутившись, разумеется, пригласил Петра Ивановича в дом.

Тут, весьма кстати, и нагулявшиеся Неонила с ребенком подоспели. Бинты с пацана сняли, но свежие рубцы еще неприятно лиловели на его личике.

Услыхав про приглашение, Нила заволновалась. Она была совершенно не прочь зайти в тепло, они с Мишкой уже успели изрядно выморозиться. Однако ее кое-что смущало.

А именно: долгожданный, хоть еще и неузаконенный, Нилин ребенок говорил мало, зато зачастую неожиданно. Например, слово из трех букв, обычно рисуемое маргиналами на заборах, было одним из наиболее используемых в лексиконе мальчика.

Нила и Петр немало усилий приложили к тому, чтоб лексикон поменялся. Он и менялся, но – медленно: воспитатели единодушно решили не использовать в качестве педагогических средств никаких физических воздействий. Путь этот был единственно правильный, зато сильно неспешный.

Профессор же, проявляя деятельное раскаяние, настаивал на своем приглашении и, как всегда, размахивая руками. Поскольку в одной из них было компактное, но от этого не менее смертоносное ружье, Петр Иванович деликатно попросил его поставить «Сайгу» на предохранитель. Ефим Аркадьевич, еще более смутившись, дополнительно сложил откидной приклад, что также делало несанкционированный выстрел невозможным.

И удвоил усилия по вытаскиванию незваных гостей из машины.

В конце концов, Бойко и Неонила уступили, и были первыми из гостей, кто оказался внутри профессорского дома.

Он не был гигантским, этот дом, хотя порой Береславский зарабатывал реально большие деньги. Просто спускались заработанные бабки с не меньшей скоростью, чем зарабатывались. Эта особенность финансовых потоков профессора делала невозможным инвестирование в серьезные строительные проекты.

Вообще-то домов на огромном участке, с двух сторон окруженном сосновым лесом, стояло два.

Один, как было известно давним друзьям Ефима Аркадьевича, строился им лет двадцать, по частям. Появились деньги – был куплен сруб, с грузовика на Ярославском шоссе. Появились следующие – вставили окна и настелили крышу и полы. Дом, кстати, по ошибке получил лишний этаж. В комплекте не оказалось слег для «скелета» двухскатной крыши. Друзья профессора – а часть работ проводилось методом народной стройки – не сильно мудря, пошли в лес. Длинные, стройные сосны с помощью двуручной пилы стали слегами. Но из‑за того, что длинные – не обрезать же? – дом из двухэтажного стал трехэтажным.

Постепенно строение обросло комнатами, внутренней обшивкой из вагонки. Потом в него пришла вода, и наконец – появились газ и туалет.

Прежний, уличный, еще некоторое время постоял на краю участка, а потом хозяйственная Наташка переставила его к бане.

Вот, казалось бы, дом построен.

И, казалось бы, свершилась профессорская мечта – обрести гнездо, одинаково пригодное как для интеллектуальной работы, так и для тихого природосозерцания.

Ан не тут-то было!

Чадолюбивый профессор в репродуктивном периоде сотворил два с половиной поколения детей, считая приемную девочку, с максимальной разницей в возрасте в двадцать лет. Он и сейчас был бы не против продолжить, однако Наталья сказала «нет».

В итоге деток оказалось пятеро.

Замечательных, на самом деле, ребят, любимых и любящих. С одним только «но»: у каждого чада была своя большая компания. Это кроме «облачной», то есть общей.

Однажды профессор, отъехав из столицы на дачу, чтобы подумать в абсолютной тиши над важным философским вопросом, оказался лицом к лицу с 32 (тридцатью двумя!) половозрелыми особями разного возраста.