Братья - Крис МакКормик

Когда Мина приехала одна и рассказала Аво ужасные новости, он понял, что работы на фабрике ему уже точно не избежать. Брат оставил его совсем одного. Что там с ним стряслось во Франции – не ясно. Либо все получилось так, как и хотел Рубен, либо брат попал в серьезные неприятности. Как бы там ни было, вывод один: Рубен сбежал.

Значит, все-таки фабрика. Аво не слишком переживал по этому поводу. На фабрике в Ленинакане когда-то работали его родители, там же работали его дядья – как на подбор крепкие, высокие мужчины, все Григоряны. Аво тоже не мал ростом. Да что там, хотя ему исполнилось лишь восемнадцать, подходящую пару рабочих перчаток и ту не могли подобрать, такой здоровой была лапища. Пришлось делать специально для него. Аво попал в цех, где выпускали искусственный каучук, из него и сделали ему перчатки.

Все работающие на фабрике знали, что около трети продукции – это спецзаказ военного ведомства. На всякий случай готовились к войне, которая не должна была случиться.

Мастер на участке Аво, толстячок, которого за глаза называли Кнопкой, новенького, как казалось, невзлюбил. Обычно он стоял за спиной и нудил:

– Давай, давай, дылда! Чего застыл, словно уксусу выпил? Мне тут не нужен размазня! Хочешь не хочешь, а работать придется! Что-то не вижу задора! Ты делаешь вещи, которые могут пригодиться на войне, и нечего телепаться.

Аво механически выполнял несложные операции, но думал о другом. Он лишил жизни человека, и это не отпускало его. Сирануш, единственная, кто выслушала его исповедь, скончалась через несколько дней после их разговора. И вот теперь, когда исчез Рубен, Аво остался один на один со своей виной… Вина давила на него. И ведь он не мог никому объяснить, что это он способствовал побегу Рубена. Если бы он не убил тогда Тиграна, то и вины бы не испытывал, да и от одиночества не страдал. «Если уж и суждено нам было расстаться, – думал Аво, – то уж точно не так».

Работая, Аво становился все злее, а своего сбежавшего брата клял в душе самыми затейливыми ругательствами. Себя тоже не жалел.

Каждый день Аво курсировал между заводом и деревней. Там, в деревне, он по-прежнему жил в комнате Рубена.

Мать Рубена приносила ему поужинать – ставила на тумбочку то дымящийся горшочек борща, то тарелку с мясом. Аво не мог припомнить, чтобы она так ухаживала за своим собственным сыном. Трудно было сказать, что означала ее забота – доброту душевную или завуалированное извинение за то, что Аво теперь вносил плату за проживание. На этом настоял отец Рубена. Принимая деньги, он говорил, что ему неприятно брать деньги у своего, при этом добавлял, что денег много не бывает.

Аво не спешил домой после работы и иногда специально делал свой путь длиннее. Как-то раз в конце октября, когда дождь не лил, а висел тонкими нитями в воздухе, он, куря одну сигарету за другой, пошел от завода к площади Кирова, обогнул самый высокий дом в городе – двенадцатиэтажный красавец со стрельчатыми окнами, напоминавшими кошачьи глаза, и двинулся дальше, поднимаясь в гору. Не заходя в деревню, шел и шел в сторону Спитака, думая о том, что, может быть, и привыкнет со временем к одиночеству и даже полюбит его. И перестанет обижаться на родителей за то, что бросили его одного, да еще в таком месте, которое он лично не выбирал для жизни.

Наконец он повернул назад. Горечь и раздражение, поселившиеся в его душе два месяца назад, никуда не делись. Снова минуя деревню, Аво вернулся в город, который, казалось, вымер. Все спали – ночь на дворе. И вдруг он увидел свет. Свет шел из окна того самого двенадцатиэтажного дома. Аво заглянул – письменный стол, за столом девушка. Девушка что-то писала, и до Аво дошло, что это Мина.

Они давно не виделись. Когда Мина вернулась из Парижа, ее вызывали на допрос в органы, кроме того, ее засыпали вопросами родители и просто любопытствующие. Аво знал, что она не имела никакого отношения к побегу Рубена, и не стал лезть с расспросами. Он не видел ее с того момента, когда она приехала из аэропорта, а не разговаривал аж с поездки на Черное море. И вот теперь, глядя на нее сквозь мутноватое стекло, он подумал, что Мина может испугаться его взгляда, как тогда, в палатке.

Он вздохнул и пошел дальше. Отошел уже шагов на тридцать, и тут услышал торопливые шаги позади.

– Может, хватит уже бегать от меня? – раздался голос Мины.

– Ты заболеешь! – встревожился Аво, увидев, что девушка стоит под дождем в одной ночной сорочке.

– Я не знала, что Рубен останется. Я бы обязательно предупредила тебя. Вы же так дружили…

Аво приподнял полу своей куртки и сказал, чтобы Мина спряталась от дождя.

– А то заболеешь, – добавил он.

Девушка шагнула к нему. Ей даже не пришлось пригибаться.

– Убери руку от подбородка, – велел Аво.

Мина убрала руку и обвила Аво за талию. Он низко наклонился и поцеловал ее. Куртка свалилась с его плеч, и их обоих обдало дождем.

– Мне жаль, что так вышло с Тиграном…

Мина прижалась к Аво лбом и некоторое время стояла неподвижно. Потом подняла на него глаза и спросила:

– Хочешь посмотреть на город с крыши моего дома?

Лифт своим воем и грохотом перебудил бы весь дом, поэтому пришлось идти по лестнице пешком. Двенадцать этажей. Намокшая от дождя рубашка Мины маячила перед глазами Аво.

Они вышли на крышу, тяжело дыша. Ветер играл с дождем, причудливо закручивая холодные нити. Обвиваемые этими нитями, Аво с Миной целовались и обещали никогда не покидать друг друга. Мина просила Аво быть осторожным, они оба смеялись, и их тела двигались в такт дождю.

Комары никогда не кусали ее, игральные кости все время выпадали в нужном сочетании – пообщавшись с Миной какое-то время, Аво стал замечать, что и его дела потихоньку налаживаются. Однажды к нему подошел Кнопка, сказал, что его временно переводят в Москву, и если Аво согласится присматривать за его кошками, то пусть себе живет в его квартире. А однажды по дороге на работу Аво нашел сторублевую купюру. Новенькая банкнота лежала себе спокойно на тротуаре. Изображенный на ней Ленин смотрел в никуда, на все сразу, будто бы в глубоком раздумье. Казалось, вождь мирового пролетариата задавался вопросом: вот сейчас Аво поднимет бумажку, сунет в карман – и на что потратит?

Да, Мина, несомненно, приносила удачу. Аво подобрал деньги и вскоре приобрел на них пластинку. Купил у фарцовщика на улице Прошяна, в машине. Пластинка называлась «Songs in the Key of Life». Фарцовщик сказал, что это лучшая музыка со времен Баха. Так что теперь Мина приходила к Аво с одолженным у сестры проигрывателем. Они играли с кошками Кнопки и кошкой Мины, которую та приносила с собой, слушали без конца Стиви Уандера, болтали о музыке, а иногда просто молчали под музыку, пригрев кошек на груди.

В своих разговорах они не касались только одного – прошлого. Говорили о семье, о браке, о детях, о том, что Мина будет вести в школе кружок по нардам, а Аво – тренировать борцов. Только однажды Мина упомянула Тиграна – она хотела сходить к его вдове, чтобы взглянуть на коллекцию игральных кубиков, про которую узнала в Париже.