Братья - Крис МакКормик

– Она искала повсюду, я даже просила ее остановиться, – рассказывала Мина после своего визита. – Но, представляешь, коллекция исчезла. Невыносимо было видеть, как она с трудом наклоняется, чтобы посмотреть под кроватью.

Девушка смахнула выступившую слезинку, и Аво положил ей на голову свою лапищу.

Потом из Москвы вернулся Кнопка, и с квартиры пришлось съехать. Счастливые времена, казалось, закончились. Аво посетовал, что ему, видимо, придется вернуться обратно в дом Рубена. Но Мина спросила его, а что мешает им снять квартиру?

– Это что же, – рассмеялся Аво. – Ты мне предложение делаешь?

Мина потянулась было рукой к подбородку, но отдернула руку и прижала ее к сердцу.

– Да.

Аво попросил благословения у отца Мины, а потом заглянул к матери Рубена – не найдется ли у нее ненужного ей колечка? Та вынесла из спальни тоненькое кольцо с камушком.

– Это, конечно, не брильянт. Фианит, – пояснила она. – Но ведь правда красиво?

– Да, в самом деле! – сказал Аво и так крепко сжав кольцо в руке, что едва не погнул. – Мне так повезло, тетя, что я пользовался вашим гостеприимством, – добавил он. – Спасибо, спасибо вам!

Мина как раз любовалась кольцом, когда Аво еще раз улыбнулась удача. На этот раз это была открытка из Бейрута. На открытке была изображена огромная площадь у моря, пальмы, отели и белый автобус с красной полосой. С другой стороны корявым почерком было написано поармянски: «Господин Григорян! Как там старик, все еще мертв? Может, он оживет в Новый год ровно в полночь. Совсем как в детской сказке. Это невозможно, понятное дело, но попробовать-то можно? Ваш Ширакаци».

Открытка была, скорее всего, от Рубена, но что она означала? Минуту или две Аво испытывал чувство некоторого облегчения и одновременно – гнева, который он обрушил бы на брата, появись тот сейчас в комнате. Потом снова вернулся к посланию. Имя Ширакаци показалось ему знакомым. Где же он раньше его слышал?

Несколько последующих дней он не расставался с открыткой ни дома, ни на работе. И, даже уходя на прогулку, брал ее с собой.

Однажды декабрьским вечером Мина тоже вышла с ним. Дожди уже перестали, но снега пока не было. Межсезонье. Воздух словно выжали.

– Ширакаци, – произнес Аво. – Уж больно знакомо звучит.

На лице Мины промелькнуло выражение узнавания. Едва она повернулась в его сторону, Аво тотчас же вспомнил, сам.

– Забавно, – произнесла Мина. – Ведь действительно, был древний математик с такой фамилией. Занимался доказательством теорем.

Они пошли дальше обнявшись. Мина утонула под мышкой у Аво. Тепло, но все же идти неудобно, когда тебя прижимает к себе другой человек. Девушка предложила присесть где-нибудь, но Аво только прибавил шагу. Он думал о Рубене. Мина не поспевала за гигантскими шагами Аво и попросила идти помедленней.

– Интересно, – сказала она, – а есть ли у Ширакаци живые потомки? Но как они могли узнать о тебе? Может быть…

Она что-то говорила, и пар от дыхания делал ее лицо почти неразличимым. Аво снова стал думать об открытке. Старик? Новый год? Он решил разобраться с этим позже – сейчас хотя бы и то уже хорошо, что с Рубеном все в порядке. Он в безопасности, и все же не бросил его.

Рассказывая о жизни Ширакаци, Мина вдруг заметила, что Аво совсем не слушает ее. Она замолчала и задумалась, кто все-таки прислал эту открытку. Судя по всему, Аво уже догадался, как только речь зашла о древнем математике. Сама не зная почему, она начала фантазировать: вставляла в свой рассказ разные вымышленные подробности из жизни Ширакаци – например, о том, что у него была ручная крыса, которая не ела ничего, кроме дорогого греческого сыра. И вдруг, впервые после их свидания на крыше, она поняла, что они с Аво не смогут быть вместе всю жизнь.

Она вспомнила, как они вместе собирали лимоны на рассвете. На ней был повязан любимый желтый шарф, связанный для нее матерью. Аво низко пригнулся, Мина села ему на плечи и крепко сжала бедрами его шею. Солнце еще не вышло из-за горизонта, но уже освещало утреннее небо заревом. Мина срывала лимоны, забыв о своей привычке без конца хвататься за подбородок. А Аво рассказывал ей о будущем, о том, как они вместе будут путешествовать по свету.

Не будет у них никакого будущего. Стараясь не отставать от Аво, она, с трудом сдерживая слезы, продолжила свой рассказ.

– А в своем завещании, – говорила она, – Ширакаци оставил все свои деньги, чтобы его любимая крыса могла получать тот самый греческий сыр.

– Вот уж чего не знал, – рассеянно отозвался Аво.

Возможно, ему было неловко перед ней за то, что он слушал ее вполуха. Он остановился, подхватил Мину на руки и пощекотал губами ее шею – обычно это заставляло девушку заходиться от смеха.

– Прости, что кольцо дешевое. Да и камень искусственный.

Мина ответила, что кольцо просто идеальное, а в будущем он подарит ей настоящее обручальное колечко. И добавила, что единственный способ сделать кольцо дешевым, – это попытаться выдать его за настоящее.

– Расскажи еще, как мы будем путешествовать!

Аво осторожно опустил ее на землю и сказал:

– В Америке у нас будут лошади, коровы. Мы будем носить широкополые шляпы. По ночам мы будем смотреть кино и целыми днями слушать музыку. Ты поступишь в университет и станешь изучать высшую математику. А я буду писать тебе стихи. А ты за это…

– Ничего себе! Не буду я ничего делать ради стихов! Уж извините мою испорченность, но стихи пишут просто так.

– Ну и мне кое-что нужно будет просто так.

– Дурак!

– Вообще-то, я имел в виду уроки игры в нарды, а не то, что ты подумала. Слушай, для девушки из Кировакана у тебя довольно-таки порочное воображение.

И они пошли дальше, веря и не веря в то, о чем говорили.

Телевизор в квартире Мины показал крупный план Спасской башни: старый год от нового – семьдесят пятого – отделяли двадцать минут. Мина, ее сестра, мать и тетушки возились на кухне, спеша приготовить десерты. Женщины слаженно двигали локтями, как в часовом механизме. В гостиной дети уже уснули, а мужчины, рассевшись на массивных стульях из букового дерева, ждали застолья. В углах окон потихоньку разрастались морозные узоры, напоминавшие плесень, и в них отражались расставленные на столе пирамиды гранатов и нектаринов.

– Я выйду на минутку, – сказал Аво, берясь за пальто.

Отец Мины возразил, что нет смысла выходить на улицу, чтобы выкурить сигарету, и достал свою. Но Аво объяснил, что любит курить на холоде, – это было правдой.

– Я вернусь еще до того, как Мина управится на кухне, – добавил он, прихватив со стола нектарин.

Кироваканские улицы были обрамлены зубчатыми горами снега. Последние несколько дней Аво не ходил на прогулки, а шел сразу в дом родителей Рубена, чтобы перечитать им открытку. Он так и не смог понять, что хотел сказать Рубен. Брату стоило быть попрямее в высказываниях, хотя, с другой стороны, Аво понимал, что Рубен неспроста задает загадки. От одной мысли, что брат тайно перебрался из Парижа в Бейрут, захватывало дух. Он в розыске, да еще и перебежчик! Сам факт переезда в Бейрут говорил о том, что Рубену помогали профессионалы, и от этого становилось еще интереснее. Но все же Рубен мог бы написать что-нибудь более доступное для понимания. На самом деле жаль, что столь захватывающая история побега была разбавлена какой-то детской нелепостью про старика и полночь.