Еще одна блондинка - Сандра Мэй

А потом опять все артисты вышли на арену, поклонились, убежали за занавес – Джон запомнил, что он называется форганг, – погас свет, смолкла музыка и волшебный дворец превратился в обычный тряпичный шатер, а опилки запахли остро и прощально.

Джон, Гортензия и Жюльетта вышли на улицу, и солнце ослепило их. Джон и Жюли взахлеб обсуждали представление, Гортензия улыбалась, а эти двое хватали друг друга за руки, перебивали, смеялись, повторяли шутки клоунов, и Жюльетта на спор прошлась колесом, а Джон встал на руки, но не удержался и повалился в траву. Жюли издала победный вопль и прыгнула сверху, а Мерчисон смотрел-смотрел на это безобразие – да и подмигнул Гортензии. А Гортензия ответила ему тем же.

Джон даже не вспомнил про несчастный «шевроле», позабытый на стоянке. Они втроем уселись в «бентли», и только на дороге, ведущей непосредственно к замку, граф Лейстерский пришел в себя.

– Погодите! Я же еду в Лондон! У меня была машина.

– О боже! Я совершенно забыла.

– И я тоже.

– Значит, не судьба.

– И я так думаю.

– Оставайся, Джонни.

– Оставайся, граф.

– Милорд, я вечером пригоню «шевроле», а завтра отвезу вас в Лондон.

– А с другой стороны, зачем мне в Лондон?

– Действительно, зачем?

– Слушайте, а давайте поедем в Торки, дамы?

– А кто такие Торки?

– Это, деточка, город такой, на побережье. Там песчаные пляжи и дивные сосны. Я не была в Торки тысячу лет. Джон, но ты уверен, что тебе не надо в Лондон?

– Уверен. Мне надо в Торки. Я опекун, в конце концов, должен я ее развивать?

– Граф, а что можно развивать в Торки?

– МЕДЕЛИН!!!

В машине сразу стало тихо. Возглас Гортензии испугал даже солнце, и небо затянули облака. Остаток дороги проехали в полном молчании, а у ворот Джон неуверенно протянул:

– В Торки мы можем поехать в конце недели...

Жюли молчала и смотрела в окно, кусая губы. Гортензия посматривала в ее сторону и явно чувствовала себя смущенной. Мерчисон сделался профессионально бесстрастен.

Дворецкий Бигелоу встретил их на крыльце, как всегда, величавый и неторопливый.

– С приездом, миледи. Милорд. Мисс. Надеюсь, вы хорошо отдохнули. Когда прикажете подавать обед?

Гортензия вкрадчиво поинтересовалась:

– А что делает наша мисс Уайт? Соизволила ли она встать?

Бигелоу и глазом не моргнул. Хороший дворецкий никогда не унизится до обсуждения гостей своих хозяев, даже с хозяевами!

– Мисс Уайт уехала восьмичасовым поездом, миледи. Она просила передать, что ее ждут неотложные дела в Лондоне. Сожалела, что не попрощалась с вами лично.

– Ого! Восемь утра! Она что, встала сразу после нашего отъезда?

– Нет, миледи, с вашего позволения. Мисс Уайт вообще не ложилась. У нее разыгралась страшная мигрень после того, как ночью на нее напала мышь.

– Бигелоу! Прекратите! Мышь – не тигр, она не может напасть. Она сама всех боится!

Джон пристально посмотрел на Жюльетту. Девушка ответила ему чистым и невинным взором ангела, только что завершившего все добрые дела на Земле и собирающегося домой в Эдем. Бигелоу откашлялся.

– Прошу прощения, миледи, но кухарка полагает, что это была ДРЕССИРОВАННАЯ мышь. Она приучена прыгать за сыром. Именно так и произошло в тот день, когда разбилась супница.

– Так. Жюли, детка...

– О нет, миледи! Кухарка уверяет, что она сама виновата. Просто все вышло немного неожиданно, а так мышь всем очень нравится. Слуги зовут ее Салли...

– Я сейчас сойду с ума! Не о супнице речь, бог с ней, она мне никогда не нравилась! Почему ваша Салли прыгнула на нашу гостью?!

Лицо Бигелоу окаменело.

– Не могу знать, миледи. Возможно, миледи ела на ночь сыр.

Джону показалось, что Жюльетта тихонько выдохнула. А еще – что Бигелоу незаметно подмигнул ей.

Но, разумеется, этого-то уж никак не могло быть на самом деле! Просто обман зрения.

Всю следующую неделю Ормонды и Жюльетта провели в Торки. Капризная английская погода расщедрилась на солнечные и жаркие дни, море было ласковым и теплым, песок – золотым, гостиница – уютной, и Джон Ормонд неожиданно понял, что совершенно счастлив.

Даже несмотря на то, что они с Жюльеттой, не сговариваясь, избегали всяких воспоминаний о том, что между ними произошло. Вернее, НЕ произошло...

Удивительно, но это оказалось не очень сложно. Возможно, потому, что они вели такую насыщенную жизнь и на раздумья и воспоминания не оставалось времени.

Гортензия встретила в гостинице своих давнишних приятельниц и с большим удовольствием погрузилась в неспешные разговоры и совместные чаепития на открытой веранде. Когда ей надоедали сверстники, она с удовольствием присоединялась к Жюльетте и Джону, и они втроем бродили по песчаному берегу, разговаривая и делясь историями из жизни...

Надо сказать, что у юной воспитанницы графа Лейстерского таких историй было не намного меньше, чем у его семидесятичетырехлетней тетки. Хотя, конечно, Гортензия могла дать фору любому благодаря своим военным приключениям.

Сам Джон в основном выступал в роли слушателя. Еще недавно он был бы смущен и растерян, возможно, раздражен тем, что не может рассказать ничего интересного. Но времена поменялись, и теперь он с искренним и живым интересом выслушивал обеих своих спутниц, восхищаясь и гордясь, сопереживая и негодуя.

Когда Гортензия оставалась в гостинице, они гуляли вдвоем. Жюльетта была отличной собеседницей, но с ней было потруднее. Она не давала Джону возможности просто слушать ее и молчать. Яростно сверкая зелеными глазами, девушка требовала ответов на самые неожиданные вопросы, расспрашивала о том, о чем Джону никогда и в голову не пришло бы рассказывать другим, но он поддавался ее напору, а еще – собственному отчаянному желанию впервые в жизни поделиться с кем-то своими самыми сокровенными мыслями.

Он выворачивал перед ней свою душу, и это не было стыдно или трудно. Напротив, огромное облегчение охватывало его, Джон словно освобождался от груза сомнений, накопившегося за целую жизнь. Почему-то ему было одинаково легко рассказать ей и о своих переживаниях в детстве по поводу легкого, но заметного заикания, и о юношеских терзаниях по поводу своей внешности, и о восторге, который он испытал, впервые выиграв автогонки во Франции.

И об Амели он ей тоже рассказал в один из таких вечеров. Просто, не стесняясь и больше ни о чем не сожалея. Как ни странно, теперь он действительно не сожалел о произошедшем. Жюльетта удивила его серьезным и внимательным выражением лица и тем, с какой тщательностью она обдумывала ответ.