Язык и мозг. Нейробиология раскрывает главную тайну человека - Инна Воробей

На Западе исследователи разработали множество стандартизированных тестов для диагностики. В России же таких тестов нет, и специалисты пользуются своими наработками. Специалисты лаборатории нейролингвистики ВШЭ «…создали «Русский Афазиологический Тест» – новую, современную батарею тестов, с помощью которой можно детально диагностировать речевые нарушения. В России до сих пор не было такого диагностического теста. С его помощью можно надёжно определить вид и степень тяжести афазии, получить прогноз восстановления речи, подобрать индивидуальные методики реабилитации пациентов и оценить динамику восстановления. Тест уже существует в виде приложения для планшета… Любой специалист, логопед, нейропсихолог сможет скачать эту программу и использовать в своей клинической практике»[99], – отвечает Ольга Драгой на вопрос о диагностике афазий в России.

Пациенты с афазией Брока не могут бегло говорить, но всё меняется, когда они начинают петь. Секрет в том, что за пение и музыкальные способности у левшей отвечает правое полушарие, которое не пострадало при инсульте. Цель музыкальной терапии – переключить язык на него.

Пациенты вместе с терапевтом пропевают фразы. При этом они левой рукой постукивают, чтобы активировать правое полушарие. Начинают петь со слов из двух слогов, например Wa-ter/ I-ce – cream/ Thank – you. Затем сложность увеличивают. Степень сложности зависит от длины фразы, скорости пения и поддержки терапевта. Шаг за шагом пациенты начинают самостоятельно пропевать предложения. Музыкальная терапия должна быть интенсивной – полтора часа в день 5 дней в неделю.

Другой подход к восстановлению речи разработал профессор Фридеманн Пульвермюллер (Friedemann Pulvermüller) из Свободного университета Берлина в 2001 году. Он нацелен на общение. Язык нужен людям прежде всего для того, чтобы общаться друг с другом. Профессор Пульвермюллер проводит параллель между языковой и двигательной системами мозга. После травмы руки или ноги человек старается щадить повреждённую конечность. Он выполняет все действия здоровой конечностью. Но это плохо влияет на моторную систему мозга. Ведь нейронные связи, отвечающие за движения этим органом, от бездействия ослабляются. Чтобы предотвратить это, человеку обычно привязывают здоровую конечность к телу. И пациент вынужден использовать в быту повреждённую конечность. Та же ситуация и с языком. Если не получается произносить слова, человек любыми другими средствами – мимикой, жестами – пытается выразить свою мысль. А языковые зоны бездействуют, разрушенные связи не восстанавливаются, новые не образуются. Поэтому очень важно, чтобы пациент как можно раньше начал говорить. Для этого Пульвермюллер использует для терапии языковые игры.

Сеанс проходит так. За одним столом сидят три пациента и один терапевт. Терапевт раздаёт карточки, на которых нарисованы разные предметы. Чтобы пациенты могли видеть только свои карточки, стол разделён барьерами. В одном комплекте две одинаковых карточки. Цель пациента – получить вторую. Для этого он должен попросить её у другого участника. Например: «Я хотел бы самолёт, ты дашь мне самолёт?» Он спрашивает каждого участника, и каждый реагирует по-разному: «Да, пожалуйста», или «Нет, у меня его нет», «Тебе нужно что-то, на чём летают?».

Исследователи разработали наборы карточек разной сложности и разных категорий – еда, домашнее хозяйство, транспорт, прилагательные, формы, цвета, величины, предлоги. Такая терапия проводится очень интенсивно – десять рабочих дней подряд по два с половиной часа. Сегодня исследуют эффективность этого подхода в сравнении с традиционной назывательной терапией. Результаты свидетельствуют, что он работает лучше. Терапия не просто восстанавливает утраченные слова, но и помогает пациентам начать общение с окружающими – что-либо попросить, ответить. Пациент сразу включается в коммуникацию. Ещё одно достоинство метода – одновременно с одним терапевтом работает не один, а три человека. Поэтому страховой медицине он обходится дешевле.

Транскраниальной магнитной стимуляцией – магнитным полем – затормаживают гиперактивное правое полушарие, и этим заставляют левое работать активнее и, таким образом, вернуть речь.

К сожалению, от афазии нет лекарств. Проверить их эффективность на животных моделях по понятным причинам не получится. Альтернативой медикаментам могла бы стать терапия стволовыми клетками. Но на сегодняшний день главная опасность этого похода – они образуют опухоли. Исследования продолжаются.

Восстановление после инсульта занимает много времени, порой длится годами. Главное, что помогает людям не сломаться и не уйти в депрессию, – это поддержка близких и общества. Знаменитости, перенесшие инсульт, делятся своим опытом, рассказывают о восстановлении, о жизни после инсульта. Эмилия Кларк поддерживает благотворительную организацию SameYou, цель которой – лечение людей, восстанавливающихся после травм головного мозга и инсульта. Она говорит: «Я чувствую бесконечную благодарность – моей маме и брату, моим врачам и медсёстрам, моим друзьям».

Бывает так, что физически и умственно нормальный ребёнок начинает говорить позже сверстников и делает в речи необычные ошибки. При этом он хорошо слышит, с органами речи тоже нет никаких проблем. Это повод заподозрить специфическое языковое нарушение (specific language impairment). Это генетическое нарушение, которое вызывают мутации в хромосомах 16q и 19q. К сожалению, на материале русского языка это нарушение недостаточно изучено.

При этом нарушении странности наблюдаются на всех уровнях языка – в звуках, сложных словах, предложениях, грамматике. Например, дети не различают слоги «ба» и «па». Не могут ответить на вопрос «Какой звук идёт за «p» в слове «spray»». Они не могут образовать множественное число и прошедшее время[100]. С трудом понимают предложение, если в нём много действующих лиц: Франка представили Гарри и Мэри или со страдательным залогом: Гарри был поцелован Салли. Они не чувствительны к маленьким служебным словам, опускают окончания, предлоги, союзы.

Дети со специфическим языковым нарушением, на первый взгляд, никаких других проблем не имеют. Но при более тщательном обследовании оказывается, что с некоторыми тестами они не справляются. Может быть, это не языковая проблема? Одни учёные считают, что это нарушение обработки языка. Другие полагают, что нарушена работа рабочей памяти, третьи видят причину в неправильной обработке информации. Накопленные данные пока не позволяют поставить точку в этом споре.

Профессор А. Фридерици, не обращая внимания на эти споры, проверила, как мозг детей с этим нарушением справляется с языком. Оказалось, что мозг детей, предрасположенных к этому нарушению, уже в младенчестве работает иначе. В 2 месяца они дольше распознают слоги с короткими и длинными гласными. В 4–5 месяцев их мозг слабее реагирует на ударение в родном языке. И чем хуже показатели в этом возрасте, тем больше проблем с языком в 4–5 лет. Реакция на неподходящее контексту слово отличается от нормальной уже в 19 месяцев.