Митридат против Римских легионов. Это наша война - Михаил Елисеев

* * *

Но это было только начало, и после того, как Сулла привел свои потрепанные войска в порядок и римляне позавтракали, бой возобновился. На этот раз понтийцы вывели из лагеря тяжелую пехоту, и на равнине у Орхомена фаланга сошлась с легионами, бой сразу закипел по всему фронту. Сражение было яростным и продолжалось до вечера, даже азиатские лучники были вынуждены вступить в рукопашную с легионерами, отбиваясь от них пучками стрел. Исход боя так и остался нерешенным, стратеги увели свои войска в лагерь, а Сулла ушел в свой. Но проконсул прекрасно понимал, что вполне возможно Архелай и Дорилай, понеся большие потери, постараются увести своих бойцов и эвакуировать их на Халкиду, а он, не имея флота, не сможет им помешать. И насколько тогда затянется война, сказать трудно, а он находится не в таком положении, чтобы позволить себе долго оставаться на Балканах. Власть в Италии захватили его политические противники, сторонников Луция Корнелия резали по всей стране, и ему нужно было срочно закончить эту войну. Поэтому по всей равнине были поставлены римские сторожевые отряды, которые следили за вражеским лагерем, и при попытке понтийцев его покинуть, должны были дать знать римскому командующему. Но ночь прошла спокойно, стратеги остались с войсками на месте, и наутро Сулла понял, что у него есть шанс закончить войну одним ударом, правда, для этого требовалась сущая мелочь — взять понтийский лагерь штурмом.

Однако дело это было сложное и сопряженное с большими потерями, а потому проконсул решился пойти на хитрость и выманить врага с укрепленных позиций. А для этого он снова отдал приказ своим войскам копать ров, причем гораздо ближе к вражескому лагерю, чем накануне. И расчет оправдался, ворота распахнулись, и оттуда высыпали легковооруженные войска врага, атакуя тех, кто копал ров. Римляне атаку отразили, и Сулла сам повел свои легионы вперед, решив попытаться ворваться в лагерь на плечах отступавших. Но и понтийцы были готовы к бою, на деревянных стенах укрепления толпились гоплиты, их шлемы и щиты сверкали на солнце, а у ворот стояла готовая к бою фаланга. И едва над римским строем пропела труба, как легионеры бросились на штурм и стали быстро карабкаться на деревянный частокол, в ворота ударили бревном, а угол укрепления начали подкапывать. Со стен летели стрелы, копья и дротики, штурмующие падали на землю один за другим, но натиск не ослабевал, по всему периметру лагеря закипели яростные рукопашные схватки. Построившись «черепахой», римляне сумели разрушить угол укрепления, но там их встретили понтийские гоплиты, которые отчаянно рубили кривыми кописами атакующих, отражая все их попытки прорваться внутрь. Никто из легионеров не рискнул больше идти в пролом, но командир легиона Базилл бросился вперед с мечом в руке и прорвался внутрь, толпа римлян хлынула за ним и пробилась в лагерь. Оборона рухнула сразу, понтийцев охватила паника, и они обратились в бегство. Спасались, кто как может, часть сдалась в плен, другие побежали к озеру, где многие утонули, а некоторые, в том числе и Архелай скрылись на болотах. Армия Митридата была разбита вдребезги, проиграв борьбу за Центральную Грецию, он проиграл войну за всю Элладу, а проиграв войну за Элладу, он автоматически проигрывал войну вообще. Только об этом царь пока не знал.

* * *

Битва при Орхомене положила конец понтийскому господству в Греции, она явилась тем переломным моментом, когда судьба войны была решена. Причины поражения армии Митридата в этом бою, на мой взгляд, были те же, что и при Херонее, — отсутствие единого командования и склоки между полководцами. То, что в некоторых источниках командующим называется Архелай, не совсем верно. Тот же Плутарх, описывая атаку царской кавалерии, четко указывает, что произошла она тогда, когда понтийские войска получили «от своих полководцев разрешение действовать». Описывая саму битву, он ни разу не упоминает стратега как командующего; это опять-таки наводит на мысль, что единого руководства не было. Да и сама битва происходила как-то сумбурно, без четкого плана: сначала стихийная атака понтийской кавалерии, почему-то не поддержанная тяжелой пехотой, а затем сражение в правильном строю. А ведь если бы понтийская пехота поддержала успех своей конницы и действовала с ней в контакте, то однозначно, что исход битвы был бы другим. Да и боевые действия на следующий день тоже вызывают массу вопросов — почему стратеги Митридата, видя, что успех не достигнут, не попытались ночью вывести войска из лагеря и перевести их на Эвбею, где они были бы недосягаемы для римлян, а затем, дождавшись удобного случая, снова перейти в наступление? Само сражение за лагерь тоже происходило не организованно и беспорядочно, судя по всему, без определенного плана, что в итоге и привело к таким катастрофическим последствиям. А то, что отношения между двумя понтийским вождями были натянуты до предела, подтверждает фраза Дорилая, которую он бросил своему коллеге по поводу битвы при Херонее: «а насчет предыдущего сражения говорил, что не без предательства, дескать, стала возможной гибель такого огромного войска ». Впрочем, Дорилай на собственном опыте вскоре узнал, как можно без предательства погубить прекрасное войско, но самое главное было в другом — никаких репрессий от царя в отношении полководцев не последовало. Очевидно, Митридату в подробностях донесли о том, что же произошло под Орхоменом, и царь прекрасно понял, кто же главный виновник случившейся катастрофы: он сам и более никто. Если бы царь прекратил свои любовные похождения и перестал предаваться сладострастным утехам, а встал лично во главе войск и явился в Элладу, никогда не возник бы вопрос, а кто должен командовать понтийской армией.

Принцип единоначалия — вот главный залог победы, у Суллы с этим проблем не было, а потому он и победил в этой тяжелой борьбе. Потери царской армии были страшные, Аппиан приводит данные только за первый день боев, а за второй ограничивается только красивыми и общими фразами: «Из вражеского войска погибло до 15 000 человек, из них приблизительно было 10 000 всадников, в том числе сын Архелая, Диоген». Из этого сообщения следует, что стратеги лишились практически всей своей конницы, что в принципе и может объяснить их желание на следующий день отсидеться в лагере. Очень ценным является свидетельство Плутарха, который, будучи уроженцем здешних мест, бывал в местах, где происходили бои и лично их осматривал: «Кровь убитых наполнила болота, озеро было завалено трупами, и до сих пор, по прошествии почти двухсот лет, в трясине находят во множестве варварские стрелы, шлемы, обломки железных панцирей и мечи. Вот что, насколько нам известно, произошло у Херонеи и при Орхомене ».

* * *

Гром битвы при Орхомене прокатился по всему Восточному Средиземноморью и в корне изменил всю международную ситуацию. Первым, кого он разбудил от сладкой дремы, был Митридат VI Евпатор, царь Понта, Новый Дионис и Освободитель эллинов. Пробуждение было страшным и неожиданным, будучи человеком проницательным, царь сразу осознал все последствия случившегося и понял, что борьбу за Элладу он проиграл. И если битва при Херонее не сильно повлияла на общее положение дел, и вскоре в Элладу явилась новая понтийская армия, то теперь Митридату просто некого было послать на Балканы, поскольку на Малую Азию наступала другая римская армия во главе с Флакком и войска были нужны уже здесь. Аппиан свидетельствует, что «известие о таком поражении в первый момент поразило Митридата ужасом; его охватил страх, как обыкновенно бывает при таком событии». Действительно, было от чего впасть в растерянность, только что находился на вершине успеха, мнил себя освободителем Балканской Греции и полубогом, а потом страшное низвержение с Олимпа на грешную землю. Все это надо было осмыслить и решить, как действовать дальше, но у Митридата уже не оставалось времени и ситуация начала стремительно выходить из-под контроля. Срочно требовалось подготовить новое войско, и что самое страшное, заколебались вчерашние союзники, которые в свете последних событий стали задумываться о том, какая же судьба их ждет в случае победы Рима.