Ржавчина. Пыль дорог - Екатерина Кузьменко

Возраст, рост, особые приметы… Интересно, а какие у меня особые приметы? Разрез глаз?

Так прошел год, два. Они, конечно, заходили в полицию. Поначалу каждый день, потом каждую неделю. И слышали в ответ:

– Ищем, но пока сведений не поступало.

Я не знаю, когда заявления о пропаже теряют свою силу.

Возможно, за пару сотен километров от города чье-то изуродованное тело опознали как мое. Подростки, сбегающие из дома, – те, кто не вернулся домой в первые же дни или месяцы, – имеют все шансы умереть. От наркотиков, в уличной драке, от рук какого-нибудь ублюдка, под колесами автомобиля…

А может, не было никакого тела и меня признали пропавшим без вести, списав ту фотографию в архив.

Взрослые – чудные существа, когда дело касается подростков. Они правда думают, что сбежавший из дома школьник, которого они видят в объявлении о пропавших, после нескольких лет бродяжничества останется тем же школьником, только грязным и голодным.

Первым у человека на улице меняется взгляд. Становится у кого заискивающим, у кого жестким. У меня – вызывающим, даже, пожалуй, наглым. Затем наступает черед манеры двигаться. Чтобы выжить в одиночку, необходимо почти звериное чутье и осторожность. Очень быстро меняется речь: ты подхватываешь словечко у дальнобойщиков, словечко у бармена, словечко от наркомана в трущобах. Новые вещи требуют новых слов.

А где-то там продолжают искать тебя трина дца тилет не го, свято веря, что ты разве что стал выше ростом с тех пор.

Взрослые вообще до смешного мало знают о подростках. Даже о собственных детях.

Будь я матерым преступником – и то не смог бы спланировать свой побег лучше.

Рин

– Принципы театра Вайарда Эланса, – наугад ткнула я в список вопросов. Мы сидели на полу, обложившись со всех сторон моими школьными конспектами и учебниками. Садиться за тяжелый письменный стол было неловко, хотя места за ним вполне хватило бы нам двоим.

– Минимум декораций, предельно простые реплики, условность характеров персонажей, что возвращает нас к народному театру Темной эпохи. Эланс исповедовал принцип «играть может каждый», – Дэй откинулся назад, прислонившись к спинке кровати; закрытая книга лежала на коленях. – Он хотел создать театр, который уравнял бы начинающую актрису из любительской труппы и маститого трагика. Наиболее яркие примеры – «Черный Стрелок», «Леди Милисента», «Роза на щите». В «Черном Стрелке» хорошо видны основные принципы его пьес. Условность сюжета, в основе которого легенда, персонажи четко делятся на положительных и отрицательных. Образ леди Иоланты – добродетель, неспособная защитить ни себя, ни других, и потому перерождающаяся в свою противоположность.

– Ты меня точно не разыгрываешь? – поинтересовалась я, вычеркивая строчку из списка. – Неужели ты это выучил за пару дней?

– Нуу… – протянул он, – кое-что – только сейчас, да. А про разных драматургов и их теории наслушался, когда у уличных актеров жил.

Я в очередной раз подивилась тому, как много может уместиться в одну семнадцатилетнюю жизнь. Дэй иногда казался одновременно древним и очень юным. Сейчас он склонился над увесистым томиком, отыскивая нужную страницу, – выбившаяся из хвоста прядь черным росчерком легла на лицо. Дэй раздраженно отбросил ее.

– Ты расскажешь мне?..

О чем? О том, как хочется есть, а в кармане – ни гроша? О ледяном ветре ночных трасс и одиноких машинах, пролетающих мимо автостопщика с поднятой рукой? О новых городах, проносящихся сквозь тебя со скоростью автобуса или попутки, мотающей на колеса километры? О мокрой от дождя одежде, которую негде высушить, пока не найдешь себе работу и угол? Я не настолько наивна, чтобы считать, будто бродяжничество – это романтика и свобода. И не настолько глупа, чтобы идеализировать всех детей улиц. Иначе на лице Дэя не было бы этого шрама. И еще парочки – таких же тонких, белых – на боку. Но мне хочется знать все.

– Когда-нибудь, – задумчиво обещает он. – Мы собирались гулять, ты помнишь?

– Тогда дочитывай параграф. Я в душ.

Проскальзываю в ванную, чтобы переодеться. Заколку прочь, волосы рассыпаются по плечам. Они долго-долго хранят его запах. Немного – сигарет, немного – мокрой кожаной куртки. И чего-то еще, присущего только ему. Странно, никогда не видела Дэя курящим.

Раньше мне казалось, что влюбленным нужны всякие памятные знаки, локоны в конвертах, кольца. Какая чушь. Само мое тело стало памятью. Висок – к нему прикоснулись теплые сухие губы, когда мы встретились у подъезда. Почти целомудренно – если учесть, как жадно он обычно целуется. По спине скользили тонкие, загрубевшие от работы пальцы.

Мне кажется, что все эти прикосновения оставляют на мне след. Странно, что никто его не замечает.

Я включила кран и склонила голову под тугую струю. Горячая вода распрямила с таким трудом созданные кудри. Расческа почти не путалась в мокрых, тяжелых от воды прядях. Высушив волосы, я стянула их в высокий хвост, как это делал Дэй. Надела специально принесенные с собой выгоревшие за лето голубые джинсы и такую же куртку. Раньше эту одежду я носила только во время вылазок на природу.

Наверное, со стороны и правда ничего не понять.

А противозачаточные я прячу куда лучше, чем мои бывшие одноклассники – сигареты.

Дэй

Если бы пару дней назад я не бросил курить и не отправил пачку вместе с пластиковой зажигалкой в мусорку, то точно подавился бы сигаретой. На пол с размаху не плюхнулся, потому что и так на нем сидел. Нет, я в курсе, что девушки способны за полчаса изменить себя до неузнаваемости, но так… Юная леди превратилась в пацанку. И, надо сказать, перемены мне нравились. Гибкая, худенькая, затянутая в потертую джинсу, Рин вдруг показалась едва ли не более женственной, чем в самом шикарном платье. Гладко зачесанные и убранные в хвост волосы подчеркнули высокие скулы и разрез глаз.

– Кажется, я тебя все-таки испортил. Плохая компания, знаешь ли. Осталось только научить тебя бегать от контролеров в поездах, лазить по развалинам и отмазываться от патрулей.

– На самом деле мне просто хотелось быть ближе к тебе.

Своей цели она добилась, почти сгладив социальный разрыв между нами и недвусмысленно подчеркнув сходство. Теперь действительно придется периодически отвечать на вопрос, не родственники ли мы.

Ну и наплевать.

– Забавное чувство. Немногим парням удается представить, какая бы из них получилась девушка.

– И какая же?

– Красивая.

Улица была золотой от предзакатного света. Днем прошел дождь, и теперь солнце тонуло в высыхающих лужах и отражалось в мокром асфальте. Желтые листья лежали на мостовой, как кусочки мозаики, – хоть сейчас садись да собирай. Красивая штука – осень. На юге она теплая и дождливая, опавшая листва начинает гнить почти сразу, а серое грязное море упрямо бьется в берега, ожидая, когда какой-нибудь псих решит отправиться в плавание. Но порт закрыт уже много лет. Корабли приходят сюда только на ремонт, и потому судоремонтный завод еще сводит концы с концами. Может, для кого-то и впрямь хорошо там, где нас нет. Лично мне хорошо именно потому, что меня там нет.