Ржавчина. Пыль дорог - Екатерина Кузьменко

– А давай сфотографируемся? – я вытащил из кармана смятую банкноту. – Я недавно зарплату получил.

На другой стороне улицы стоял мужчина с фотоаппаратом, делающим моментальные снимки. Заметив, что мы остановились, он улыбнулся и помахал нам рукой – мол, подходите.

– Подожди, – Рин нашла в кармане сумки зеркальце, торопливо поправила воротник куртки и цепочку серебристого медальона. – Все, я готова.

– Улыбнитесь, молодые люди, – фотограф на миг перестал колдовать над своей аппаратурой.

– Ага. Дэй, распусти волосы.

– Если тебе так нравится…

Щелкнул затвор фотоаппарата, перенося на плотную бумагу яркие мазки осенней листвы, стену старинного дома и наши лица. Как будто часы на миг остановились – и снова пошли.

Рин

– Рин, мы давно хотели с тобой поговорить.

Тааак… Все неприятности обычно начинаются с этой фразы. Я аккуратно отставила тарелку в сторону. Интересно, все родители в мире предпочитают начинать Очень Важные Разговоры за ужином, чтобы оголодавший отпрыск не сумел отвертеться?

– Что это за юноша, который тебя иногда ждет во дворе? – подчеркнуто нейтральным тоном спрашивает отец. Ради Очень Важного Разговора он даже отложил газету, которую обычно листает за столом. Мама его регулярно за это отчитывает, но все как об стенку горох. Ясно, будет воспитывать.

– Это Дэй, – также небрежно отвечаю я. – Помните, я помогала ему? Вот он и пришел поблагодарить.

– Но госпожа Кери говорит, он приходит каждые выходные.

А еще сосед с первого этажа не иначе как взятки на работе берет – потому что машину купил, а рабочие, когда укладывали асфальт перед домом, под каток плюнули и точно сглазили все дело, так что после зимы перекладывать придется. Одним словом, госпожа Кери, профессорская вдова из квартиры над нами, старая, как мир, и вредная, как сказочная ведьма, – тот еще источник информации. А вот поди же ты, раз в год и она может углядеть что-то важное и всерьез подгадить.

– С каких это пор госпоже Кери есть дело до меня?

Интересно, где соседка могла нас заметить и что успела увидеть? По всему выходит, что только позавчера, когда Дэй на прощанье поцеловал меня у подъезда. На улице ее не было, получается, наблюдала из окна. Стало немного легче – значит, о нашем сходстве она ничего не знает. Если что и успела разглядеть, то только черные длинные волосы и потертую кожанку Дэя. Под эти приметы подходит половина парней по всей стране. Дэй говорил, что кожаные мотоциклетные куртки являются своего рода уличным шиком, а волосы в черный красит каждый второй, не считая каждого третьего.

– Ну, ей же делать нечего, – мама предчувствует надвигающуюся грозу и спешит вмешаться, – вот она и смотрит целыми днями в окно.

Угу. А потом сплетничает. Мысленно прикидываю расстановку сил. Папа сейчас – однозначный противник, он уже настроен против Дэя, никакие слова его не убедят. А вот маму можно попробовать перетянуть на свою сторону.

– И чем же занимается твой новый знакомый? – отец помешивает ложечкой в стакане с чаем. Часы на бомбе тикают, можно отсчитывать секунды до взрыва.

– Недавно приехал в город. Работает на строительстве, – не ты ли, пап, учил меня уважать человека труда?

Врать нельзя ни в коем случае, ложь наслаивается, как культурные слои на археологическом раскопе, и неизбежно тянет за собой другую ложь. Врет тот, кому есть чего стыдиться. Мне – нечего.

– Что-то он слишком молод для выпускника строительного училища. – А вот это вопрос-провокация, папа, – Или он сезонник?

– Сезонник, – помимо строек Дэй работал на уборке урожая, в автомастерских, подсобным рабочим на складе, официантом в придорожных кафе, заправлял машины, красил стены, убирал мусор. Честно говоря, я до сих пор не понимаю, как столько всего можно уместить в четыре года жизни.

– Почему, кстати, он не живет с родителями? – За одним вопросом скрывается целая вереница. Кстати, а кто его родители? Где они живут? Чем занимаются?

– Почему бы тебе не спросить об этом у него? – Иду в лобовую атаку. Это был бы повод ввести Дэя в дом как моего возлюбленного.

– Рин, в твоем возрасте пора фильтровать свое окружение и правильно выбирать знакомства, – все, дипломатия пошла коту под хвост. – Вот скажи, о чем ты со своим новым другом разговариваешь? Что у вас общего?

– Гуляем. Обсуждаем книги.

Рассказываем сказки, пытаемся угадать, кто живет в квартирах, окна которых выходят на улицу, вспоминаем истории из детства. Целуемся в темных закоулках старинных дворов. Мечтаем.

Один раз в бар ходили, но об этом я точно не расскажу.

– Ах, книги, – тянет отец. – Он, значит, читает. И что же?

– Он «Песнь о Черном Стрелке» цитирует. Причем довольно большими отрывками.

Дэй любит эту историю. По-моему, он перечитал все, что только смог найти по этой теме, – и кое-что из того, что в его положении достать сложно. Какие-то переложения для детей, толстый томик неадаптированного эпоса с комментариями, народные баллады, журнальные статьи. Тайрин Черный Стрелок, бастард одного из Высоких Лордов, состоявший в родстве с Иным народом. Лучник, изрядно потрепавший захватчиков в Войну Четырех, борец за свободу, глава отряда, куда брали любого, от сына крестьянина до знатного рыцаря, – и все они были равны перед командиром.

А потом король, получивший свой трон, казнил Тайрина и младших командиров его отряда по ложному обвинению в предательстве. Остальным было предложено отречься от бастарда, им обещали сохранить жизнь. Они отказались и приняли смерть вслед за своим командиром. Королевский суд посчитал, что эшафот для «бастардова сброда» будет слишком дорогим подарком, – их просто повесили. И кто-то из бойцов успел крикнуть: вы можете отнять у нас жизнь, но не отберете свободу, родину и дорогу. И уже следующей осенью Тайрина во главе его отряда видели на дорогах севера в глухие безлунные ночи.

Из тех, кто лжесвидетельствовал на королевском суде, до зимы не дожил никто. Молодой правитель протянул чуть дольше – ровно столько, сколько нужно было для того, чтобы зачать наследника. И еще – столько, сколько понадобилось его жене, чтобы выносить и родить здорового ребенка. Иначе пережившее войну государство скатилось бы в очередную смуту, которая неизбежно сопутствует смене династии.

У Дэя глаза горели, когда он пересказывал мне финал этой истории – о бессмертном отряде, который летит в ночь, и копыта коней едва касаются асфальта, а рога поют, перекликаясь с песней ветра в проводах. Как будто он видел это сам. Впрочем, Дэй мог и видеть.

– Значит, шпана романтическая, – припечатал отец, безжалостно вырывая меня из грез о Темных веках, – только все равно шпана.

– Пап, перестань, пожалуйста, так говорить о человеке, которого ты не знаешь.

– А что я должен о нем знать? Что ему настолько плевать на мнение окружающих, что лень даже постричься и одеться поприличнее?