Мать и дочь. Синхронная любовь, или Французские амуры против американских эротов - Луиза Дегранж

– Ни на секунду, поняла?

– Гранд Маман сказала мне то же самое.

– Ну, тогда я уверена, что ты не ослушаешься.

– Может, хватит обо мне? Расскажи-ка лучше, куда ты сегодня получила от председателя приглашение.

– На сегодня у меня намечен выход в Гранд-опера!

– Я предпочитаю слушать птиц на рассвете.

– Я тоже. Но председатель был неумолим.

– И что выбрал наш Тюльпанчик – балет или оперу?

– Не интересовалась.

– Это почему?

– Потому что и опера, и балет, во-первых, всегда на одну и ту же банальную тему – любовь, а во-вторых, мне то и другое одинаково до лампочки.

– Только не скажи об этом голландцу.

– Я похожа на дуру?

– Нисколько. Но я сомневаюсь, что посещение Гранд-опера как-то поможет дальнейшему продвижению моей Безымянной Красавицы на Всемирную выставку цветов.

– Бэби, наберись терпения. Председатель сказал, что начал обработку членов отборочной комиссии. Но ты же знаешь, какие они упрямые, эти французишки! Так что потребуется время и новые весомые аргументы.

– Будем надеяться.

– Но, Гло, я все-таки на твоем месте не затягивала бы с поиском имени. Роза, имеющая только номер, похожа на заключенного в фашистском концлагере.

– Сильно сказано.

– И это наверняка тоже раздражает отборочную комиссию.

– Ма, ты, как всегда, права. Срочно нужно имя, и такое, чтобы очаровать не только всю комиссию, но и потенциальных потребителей! Я хочу, чтобы мой цветок заполонил весь мир, чтобы в каждом саду красовался мой шедевр!

– Эх, Гло, я в молодости тоже была максималисткой. А в итоге… Наверное, «Анфан Террибль» – самый невостребованный сорт…

– Думаю, его время еще придет.

– Нет, бэби, – пусть лучше успех будет у твоей Безымянной Красавицы. Я не заслужила ни славы, ни почестей.

– Ма, я тебя обожаю.

– Взаимно, бэби.

Дальнейшие утренние часы прошли для Глории Дюбуа в привычном графике.

Аспирантка перестала терзаться ненужными гипотезами о своей любовной перспективе.

Аспирантка смирилась с мыслью, что все будет решаться наяву, так сказать, в реальном времени: улыбнется счастье взаимных отношений или судьба-насмешница ограничится безответным чувством.

Глория зло взглянула на вазы у зеркала.

Обе розы, и левая, и правая, выдали результат, аналогичный позавчерашнему.

Но даже с подпорченным настроением упорная аспирантка готовилась весь трудовой день посвятить сидению в библиотеке, при любом развитии событии – придет незнакомец или не придет.

По крайней мере, розы тоже не знали, чем закончится визит в малый читальный зал.

Глория, сбросив ночную рубашку, подошла к трельяжу полностью обнаженная.

Разглядывание недостатков тоже входило в утренние процедуры, как и размышление над тем, что все-таки законы генетики – это фундаментальная вещь.

Фигура подкачала по всем параметрам: там, где не надо, толстовато, а там, где надо, щупло и худообразно.

На животе какая-то дурацкая складка.

И еще этот чересчур выделяющийся черный треугольник на лобке, черный и курчавый.

Аспирантка понимала, что это вина доминирующих генов.

Чернота и курчавость всегда побеждают.

Спасибо, что еще удержались рецессивные глаза.

А вот нос чуть с горбинкой да излишне узкие губы – это порождение каких-то локальных мутаций по отцовской линии.

Наверное, там были сплошь алкоголики.

Но тут новое украшение – подарок Гранд Маман – отвлек аспирантку от визуального мазохизма.

Фамильный талисман, магический оберег качнулся на золотой цепочке в ложбинке промеж слегка удлиненных, но достаточно упругих грудей, еще не познавших ни страсти бешеных поцелуев, ни голодного рта орущего младенца.

Глория на мгновение представила, как сольется в любовном экстазе с избранником, но почему-то вместо библиотечного русоволосого незнакомца из подсознания вынырнул неизвестный мужчина, явно недостойный женщины из рода Дюбуа.

И замелькали воображаемые фривольно-похабные сцены.

Голубоглазой аспиранткой в голубом платье и таких же голубых трусиках и голубом лифчике пытался овладеть потный сладострастник.

Глория напрягла память – и вдруг узнала непрошеного сексуального партнера.

Задирал подол новенького платья не кто иной, как толстый плешивый охранник Национального парка роз. Облизывая мерзкие губы и пуская мерзкие слюни, Браун стягивал с обомлевшей аспирантки трусики, стягивал, плотоядно урча.

Глория никак не могла избавиться от дурацкого порнографического видения.

Глория мысленно колошматила по фуражке кулаками, но это лишь распаляло насильника.

Глория стонала, визжала, рыдала.

А Браун, превратив шелковые трусики в жалкие ошметки, опрокинул истошно кричащую аспирантку прямо на покровные розы.

И Глория как наяву ощутила момент принудительного соития.

Острые многочисленные шипы впились аспирантке в ляжки, а одна особенно колючая ветка нацелилась на девственную плеву.

Браун тоже возжелал аспирантской невинности.

Сбросил фуражку. Снял куртку.

Распахнул рубаху.

Но потом вошедший в раж охранник расстегнул не ширинку форменных брюк, а кобуру.

Глория не успела оценить всю опасность возникшей ситуации, как сюрреалистическое видение наконец-то закончилось.

– Кажется, Браун вынул что-то большое и черное, – сказала аспирантка своему отражению. – Точно, большое и черное.

А потом задала сама себе актуальный вопрос:

– Почему все-таки для сексуального удовлетворения явился не Большой Сэм с баскетбольным мячом и не джазист с саксофоном, а именно Браун?

Перед тем как отправиться в душ, Глория набрала домашний номер Тины Маквелл и рассказала полусонной и невыспавшейся подруге о видении, не опуская ни малейшей интимной подробности.

Сексуальную несдержанность своего возможного жениха Тина Маквелл списала на то, что подруга срочно нуждается в регулярной половой жизни, но не упомянула про это даже намеком.

Зевающая Ти категорически заверила огорченную Гло, что, как правило, вещие видения приходят исключительно экзальтированным дурочкам и наивным идиоткам.

Не являясь, по собственной здравой оценке, ни первой, ни тем более второй, успокоенная аспирантка пожелала невозмутимой подруге держаться подальше от сладострастника Брауна.