Дьявольская королева - Джинн Калогридис

Ипполито, однако, хотел большего. Донна Лукреция сообщила, что теперь я могу забеременеть, поэтому я держала своего страстного кузена на расстоянии, хотя мне не терпелось дать ему то, чего он так желал.

Наступила зима, мягкая и солнечная, — приятный контраст холодной и мрачной Флоренции. На Рождество мы посетили большой банкет, устроенный в папском дворце, в великолепной комнате Рафаэля, украшенной фреской «Пожар в Борго». Когда гости разошлись кто куда, Климент отвел меня в сторонку. Шум и оживление вокруг гарантировали, что нас никто не услышит.

— Мне известно, что ты очень увлеклась Ипполито, — начал он.

Наверное, Сандро проболтался. Возмутившись и ощутив себя униженной, я уставилась на мраморный пол, не зная, как себя вести.

— Ты слишком молода. Держись подальше от этого распутника, — продолжал Климент. — Ты унаследовала мозги и волю, которыми прославились Медичи. У Ипполито этого нет, так что, несмотря на юный возраст, ты гораздо умнее его. Он домогается тебя не из-за любви, просто твоя юность разжигает в нем кровь. Сторонись его. Когда его страсть остынет, ты по-прежнему будешь пользоваться его уважением. Если же поддашься — поверь моему богатому жизненному опыту, — обнаружишь, что тебя гнусно использовали. Понимаешь меня, Катерина?

— Да, ваше святейшество, — пробормотала я.

— Тогда пообещай мне. Пообещай, что сохранишь добродетель и отстранишься от его объятий.

— Обещаю, ваше святейшество, — ответила я.

Я была в том возрасте, когда думала, что взрослые не способны понять исключительную силу любви, возникшей между мной и Ипполито. И я соврала Папе.

Вечером в сопровождении камеристки донны Марселлы я направилась в свои апартаменты. Тут появился Сандро.

— Добрый вечер, Катерина, — поздоровался он сдержанно, без улыбки.

Я мельком посмотрела на него и отвернулась.

— Донна Марселла, — обратился к камеристке Сандро, — мне нужно поговорить с сестрой наедине.

Марселла — осторожная женщина, старше меня на двадцать лет — помедлила, глядя на Сандро. Он не был таким атлетом, как его кузен. У него была смуглая кожа, тугие черные кудри, широкий нос и толстые губы, унаследованные от матери-мавританки. Уверенное выражение больших темных глаз заставило Марселлу согласиться. Она была моей постоянной компаньонкой и знала, что между мной и Сандро ничего непотребного случиться не может.

— Буду ждать вас в ваших апартаментах, герцогиня, — сообщила Марселла.

Когда она удалилась, Сандро сказал:

— Мне кажется, я тебя раздражаю, но в конце концов ты убедишься, что я действовал в твоих интересах. Ипполито использует тебя, его не заботят твои чувства.

— Не стану слушать твою ложь! — возмутилась я. — Ты ненавидишь Ипполито, потому что ревнуешь.

— Я не испытываю к нему ненависти. — Сандро вздохнул. — Это Лито меня ненавидит. И ревность — это по его части, не по моей. Я от природы человек холодный. И выгляжу не так, как вы, и всегда это помню. Тем не менее у нас с тобой больше сходства. Сейчас ты влюблена, но у тебя есть ум и способность править.

— Зачем ты рассказал о нас Папе? — заносчиво произнесла я.

— Что бы ты ни думала, что бы ни пел Ипполито, я за тебя переживаю. Если я прав, ты вот-вот окажешься в опасном положении. Не допусти этого.

— Как ты смеешь?!

Повернувшись, я начала подниматься по лестнице. Сандро следовал за мной на расстоянии двух ступенек.

— Лито слишком любит вино и женщин, — убеждал он. — Ты что, настолько увлеклась им — как и все остальные, — что даже не заметила этого?

Я ускорила шаг, а он сделал последнее отчаянное усилие до меня достучаться.

— Когда он снова к тебе придет, спроси его о Люсии да Пистойя. Спроси о Кармелле Строцци и Шарлотте Монблан.

— Ты обманываешь!

— Тобой играют, Катерина.

— Ты мне не брат, — бросила я, не оборачиваясь, через плечо, резко и язвительно, желая ранить его так же сильно, как он меня.

— Конечно же, ты права, — отозвался он тихо. — Наверное, сейчас все это знают.

Я ничего не поняла, но была слишком расстроена и не потребовала объяснений. Я приподняла юбки и побежала в свою комнату. Алессандро остался на месте, но я ощущала его присутствие. Он меня не одобрял.

Наступил новый 1532 год. Весна выдалась ранняя. Донна Марселла от меня почти не отходила. Мы с Ипполито вынуждены были лишь обмениваться взглядами за ужином. Иногда он уговаривал горничных приносить мне страстные послания, я ему отвечала в том же духе. Наконец он сообщил, что подал петицию Клименту с просьбой разрешить нам помолвку. Его святейшество, кажется, согласится. Помолвка была такой же обязывающей, как и женитьба. После ее заключения никто, даже сам Климент, не мог разлучать нас друг с другом. Я быстро отправила Ипполито письмо, выражая свою готовность. А через день получила записку:

Почему мы должны дожидаться Климента? Я найду способ, мы останемся вдвоем и проведем ночь в объятиях друг друга, как только подвернется удобный случай.

Меня охватило болезненное волнение. Я смотрела на листок. Если нас застукают, донна Лукреция будет шокирована, а Папа Климент придет в ярость.

Я старалась забыть слова Сандро, но в тот момент они зазвучали в голове: «Спроси его о Люсии. И о Кармелле. И о Шарлотте…»

Следующие несколько недель мы лихорадочно переписывались. В начале апреля донна Марселла заболела и уехала за город, оставив меня на попечение Селены — одной из горничных. Днем Селена втерла в мои волосы лимонный сок. В уголке двора я расстелила на траве покрывало и уселась на него. Я вбирала солнечные лучи, надеясь, что волосы обретут золотистый оттенок. Через час, уже собираясь подняться, я услышала голос Ипполито.

Они с Сандро шли мимо. Оба разморились и устали после охоты. Они были заняты беседой и не заметили меня.

К счастью, Ипполито был ближе ко мне и его фигура загораживала меня от Сандро. Я тихонько махнула рукой, Ипполито остановился у входа во дворец и извинился перед Сандро. Тот скрылся в доме.

Прежде чем я встала, Ипполито опустился рядом со мной. Лицо его светилось надеждой.

— Вечером, Катерина, я навещу тебя в спальне. Ты не представляешь, какой сегодня трудный день. Я догадывался, что это произойдет, и пытался скрыть свое волнение от Сандро, от всех.

Я прижала ладонь к своей нагретой солнцем щеке.

— Это очень опасно, — забеспокоилась я. — Нас обнаружат.

Мой протест мне самой показался неубедительным.

— Не обнаружат.

— А если я забеременею?

Ипполито просиял.

— Тем быстрее Климент нас обвенчает. Только подари мне эту ночь, а когда мы поженимся, я многократно вознагражу твою доброту.