Дьявольская королева - Джинн Калогридис

— Здесь мы можем положиться на каждого, дядя, — нетерпеливо произнес Алессандро. — Пожалуйста, продолжайте.

— Состоялось соглашение о помолвке. — Якопо слегка улыбнулся. — Моя дорогая duchessina, ты выйдешь замуж за Генриха, герцога Орлеанского.

Герцог Орлеанский. Титул звучал знакомо, но человека я вспомнить не могла.

Донна Лукреция не выдержала, посмотрела на меня и воскликнула:

— Сын короля Франции, Катерина! Сын короля Франциска!

Я опустилась на стул, не в силах понять всего значения этой новости. Мария радостно захлопала в ладоши. Даже Сандро улыбался.

— И когда свадьба? — уточнила я.

— Летом.

Якопо взял со стола две шкатулки, отделанные перламутровыми геральдическими лилиями, и протянул мне.

— Твой будущий свекор, его величество король Франции, дарит тебе это от имени сына.

Я взяла шкатулки. В одной лежало золотое ожерелье с тремя круглыми сапфировыми подвесками, каждый камень размером с кошачий глаз, в другой находился миниатюрный портрет угрюмого юноши с худым лицом.

— Он молод, — заметила я.

Донна Лукреция восторженно стиснула мою ладонь.

— Вы с Генрихом Валуа одногодки.

— Он должен был жениться на английской Марии Тюдор, — добавила Мария. — Но король Генрих бросил ее мать, Екатерину Арагонскую, и это положило конец переговорам.

Она взяла меня за руку и, почувствовав мою вялость, прищелкнула языком.

— Катерина, разве ты нисколько не взволнована?

Вместо ответа я посмотрела на Якопо и спросила:

— Каковы условия соглашения?

— Твое приданое, разумеется. Это внушительная сумма.

— Боюсь, ее недостаточно, — возразила я.

Хотя казна Франции за годы войны значительно похудела, король мог, конечно же, воспользоваться золотом.

— Я не слишком завидная партия для принца. Есть девушки с большим приданым. Какая еще от меня выгода?

Якопо взглянул на меня с удивлением, хотя и не должен был: я хорошо усвоила его уроки в искусстве дипломатии.

— Земли, герцогиня. Король Франции всегда мечтал о землях в Италии. Папа Климент обещал ему Реджо, Модену, Парму и Пизу, а также военную поддержку, с тем чтобы Франция захватила Милан, Геную и Урбино. Эти условия конфиденциальны. Даже весть о помолвке некоторое время не будет разглашаться. Император Карл не должен знать, что предложение миланского герцога отвергнуто.

— Понимаю, — кивнула я, погладив ладонью шкатулку.

Я задержала пальцы на выпуклых перламутровых лилиях, немного наклонила — и шкатулка заиграла бархатными оттенками розового и бледно-голубого цветов.

— Но ты не радуешься, Катерина? — громко сказала донна Лукреция. — Разве ты не довольна?

Вновь открыв подарок, я посмотрела на портрет молодого человека. Черты лица, если и не идеально красивого, то довольно привлекательного, выражали суровость царственной особы.

— Довольна, — заверила я, по-прежнему храня серьезность. — Король Франциск — родственник моей матери. Буду рада называть его свекром. Он вырвал меня из суровых условий монастыря ле Мюрате, и я всегда буду благодарна ему за это.

Я поставила шкатулку на стол. Мария и донна Лукреция, заливаясь слезами, бросились меня целовать. Лукреция восторженно щебетала, что Папа Климент нашел для меня самую модную аристократку Италии, Изабеллу д'Эсте, которая подберет ткани и фасоны для свадебного наряда и приданого. Мне пришлют нового учителя, французского придворного. Он проведет для меня ускоренный курс французского и расскажет об обычаях этой страны.

Якопо должен был обсудить неотложные дела с его святейшеством. Нас, женщин, отпустили, а мужчины собирались отправиться в апартаменты Сандро. У дверей я задержалась, жестом пригласив Лукрецию и Марию пройти вперед, а сама подождала Сандро. Якопо опустил глаза.

— Я буду ждать тебя, Алессандро, — предупредил он и скрылся в коридоре.

— Ты все знал, — заявила я, когда мы с Сандро остались вдвоем. — Год назад ты предупреждал, чтобы я держалась подальше от Ипполито. Ты и Климент уже тогда все знали.

— Но мы сомневались, — заметил Сандро. — Тогда Франциск не сделал предложения, и мы не были уверены в успехе переговоров. Я бы открылся тебе, но поклялся молчать. К согласию мы пришли менее недели назад.

— Ты всегда знал, что я не получу Флоренцию! — выпалила я. — Ты и твой отец.

Сандро слегка отпрянул, заметив мою горячность, но спокойно произнес:

— Все было решено, как только Климент тебя увидел. Я достаточно умен для управления городом. Но ты… Ты великолепна. Да поможет миру Господь, стоит тебе постигнуть искусство хитрости! Мне не нужна жена умнее меня. Я смогу сохранить для своего отца Флоренцию. Но ты…

— Я смогу принести ему нацию, — горько закончила я фразу.

— Мне очень жаль, Катерина, — добавил Алессандро.

Сдержанность на мгновение оставила его, и я увидела, что ему действительно жаль.

Проведя долгий день с донной Лукрецией и Марией, я отправилась спать сразу после раннего ужина. В комнате я пыталась размышлять о своей новой судьбе, однако она казалась мне туманной и нереальной. Как я могу все бросить, оставить людей, которых люблю, и уехать жить среди иностранцев? Портрет надменного скованного мальчика из деревянной шкатулки не принес мне утешения. В конце концов усталость переборола беспокойство, и я уснула.

Во сне я посреди чистого поля смотрела на коралловые лучи закатного солнца. На фоне большого диска — черный силуэт широкоплечего сильного мужчины. Он стоял, раскинув руки, и звал: «Catherine, ma Catherine…».

Вариант моего имени на чужом языке не казался более варварским. Я ответила: «Je suis ici, je suis Catherine… Mais qui etes-vous?»[16]

«Catherine!» — умолял он, словно не слышал моего вопроса.

В ушах прогремел гром. Пейзаж магически изменился. Мужчина лежал, скорчившись, у моих ног, лицо по-прежнему оставалось в тени. Я напрасно пыталась разглядеть его черты. Из его лица била кровь, словно вода из родника.

Я присела рядом.

«Ah, monsieur! Comment est-ce que je peux aider?» — «Месье, чем я могу помочь?»

Его лицо вдруг осветилось. Борода была запачкана сгустками крови, вокруг головы расплылся темно-красный ореол. Дикие от боли глаза наконец обратились ко мне.

«Catherine, — прошептал он. — Venez a moi. Aidez-moi». «Придите ко мне. Помогите мне».

Тело мужчины сотрясла сильная судорога, оно выгнулось, точно лук. Когда его отпустило, воздух с шипением вырвался из легких, и он обмяк. Рот открылся, глаза уставились в пространство невидящим взором.