Радин - Лена Элтанг

– Что ж. – Радин спустил кота на пол и слез с подоконника. – Хлебнуть из фляжки зимней ночью не так уж и плохо.

– Плохо то, что эту даму знает весь город, – тихо сказал булочник. – В ее возрасте женщины становятся гусынями и хотят иметь дело с гусятами, это я понимаю. Но ведь нужно, чтобы год прошел. Даже самый скромный траур по сеньору Понти закончится только в сентябре!

– Вы хотите сказать, что видели здесь вдову Понти?

– Ее самую! – Он помахал вошедшему клиенту, быстро продал буханку хлеба и снова обратился к Радину. – Молодому немцу не откажешь в практичности. Кто же откажется перебраться на верхушку холма? А вы сами в которой квартире живете?

Радин посмотрел на часы, пробормотал, что опаздывает, и вышел из пекарни. Сколько же романной плоти кроется в простых событиях, думал он, поднимаясь по лестнице. Я все жаловался богам на отсутствие сюжета, и вот его выпекли, будто свежий крендель. Осталось только запустить в него зубы. Значит, любовная история все-таки была. Хозяйка и служанка, сюжет в духе Кеведо, пример бродяг и зерцало мошенников.

В шесть позвоню Лизе, она говорила, что в воскресенье репетиций не бывает. Жаль, что рубашка пришла в негодность, придется одолжить еще одну у хозяина квартиры. Радин открыл шкаф в спальне, вытянул клетчатую рубашку и приложил к себе перед зеркалом на дверце. Рубашка доставала ему до колен, похоже, ее забыл кто-нибудь из гостей. Вторая оказалась поменьше, правда, белая, значит, нужен галстук. Урсула говорила, что мужчина в белой рубашке без галстука похож на загулявшего банковского клерка.

В выдвижном ящике галстуков не было, зато обнаружилось портмоне с пачкой бумажек, помеченных инициалами ДП: корешки билетов, квитанции и счета. Это может пригодиться для отчета, подумал Радин и разложил бумажки на полу, разделив их на четыре части. Цветы, опера, винная лавка, рестораны. Урсула точно так же помечала семейные траты: и/в, что означало Италия/весна, или п/xsmas, что означало расходы на подарки. Натыкаясь на эти бумажки, Радин испытывал глухое раздражение, счета казались ему хитиновым панцирем, оставшимся от приключений.

Почему человек, у которого в столе горы поломанных карандашей, ведет такой тщательный учет своим расходам на женщину? Разумеется, речь идет о вдове, не служанку же угощали «Кинта ду Карму» урожая две тысячи третьего. Значит, аспиранту платили за то, что он ублажал Доменику? Или только возмещали расходы?

Третья рубашка оказалась впору, Радин повесил ее на стул, набрал номер балерины, но никто не ответил. Мой Лизочек так уж мал, так уж мал, что из крыльев комаришки сделал две себе манишки, и в крахмал, и в крахмал! Он позвонил попутчику, но автомат сообщил, что телефон абонента отключен.

Допив кофе и покончив с кренделем, Радин вспомнил, что собирался почитать рецензии, открыл компьютер и нашел несколько статей за прошлый год. «Говорят, что нас ждет открытие выставки покойного Понти, но никто не видел ни кусочка этих холстов, галеристы держат их под замком, как мощи святого Андрея; все газеты страны присели на задние лапы, как голодные псы, и ждут объявления даты и приглашений».

Выходит, выставка должна была состояться зимой, подумал он, глядя на дату под статьей: шестое января. Не много ли событий крутится вокруг зимних праздников: ссора вдовы с аспирантом, его сидение взаперти, подготовка к выставке, которая не состоялась. Даже визит аспиранта к Гараю и тот был в декабре!

Что это может значить? Что все важные события уже скатились в прошлое, будто лесная клюква с доски, остались одни мелкие веточки. У питерского деда на даче была такая доска – белая, с ложбинкой, подпертая кирпичами. Возвратившись из леса, дед шел на кухню, поднимал корзину и высыпал клюкву на край доски – набирая скорость, клюква гремела, подскакивала и мчалась вниз, теряя веточки и зеленые ошметки мха.

* * *

Хиромант, большой бездельник, поздно вечером, в Сочельник… бормотал Радин, выходя с сигаретой на застекленную галерею, которая тянулась вдоль всего фасада и разделялась бамбуковыми решетками. В соседней квартире жила большая семья, на веревках сушилось детское белье, аспирантова половина была заставлена растениями и смахивала на заброшенную теплицу. Земля пересохла, одно деревце упало, обнажив корешки.

Глядя на него, Радин вспомнил танцовщицу в синем трико, стоящую у дверей репетиционного зала, крепкую, пахнущую жженым сахаром. На портрете ее тело похоже на упавшую веточку, а лицо – на кристалл дымчатого кварца, это другая девушка, ее хочется завернуть в плед, как жертву крушения.

Странно, что работу до сих пор не купили. Как говорил один англичанин, пьеса имела успех, но публика провалилась! Мои книги похожи на эту картину, вот почему их не раскупают как горячие крендели. Персонажи обнажены, но не вызывают желания, они сломаны у самых корней, чтобы их полюбить, нужно к ним наклониться. Я пишу о людях, пустившихся в путь, о лесковских странниках, чьи земли поглотило море, о беззвучных хористах уходящей эпохи, вечно ищущих, кому протянуть свои пятки.

Радин вернулся на кухню, открыл компьютер и написал название балетной школы в графе поиска: Rhea Silvia. Он надеялся найти фотографии, постеры, видео, да что угодно, лишь бы взглянуть на русскую танцовщицу. Снимки на сайте были групповые, мелкие, и Лизу он не смог на них отыскать. Почему я не спросил ее фамилию? Она говорила, что позировала в костюме Жизели и ужасно мерзла. Радин помнил этот голубоватый муслин, мягкую шопенку до колен.

Ладно, посмотрим прошлогодний репертуар. На афише «Жизели» – брюнетка в зашнурованном лифе, стоящая в четвертой позиции, и лет ей не меньше сорока. Может, Лиза была во втором составе? Радин просмотрел все отрывки на видео, вглядываясь в лица виллис и морщась от военных барабанов, в которые превратилась музыка Адана.

Про «Щелкунчика» на сайте не было ни слова. Ни постеров, ни фотографий. Сам себе удивляясь, он нашел номер школы и позвонил. Трубку долго не брали, потом ответил недовольный голос, то ли сторож, то ли еще один реквизитор в вязаной кофте. Услышав, что звонит частный сыщик, человек заметно оживился, пошел за каким-то журналом и долго его перелистывал, положив трубку на стол.

Премьера «Щелкунчика» состоялась в конце августа, сказал он наконец, спектакль шел четыре раза и был снят с репертуара в сентябре. «Жизель» начали репетировать осенью, премьера была в феврале, аккурат перед началом карнавала. Русская балерина? О нет, он так не думает. Если бы русская получила главную партию, об этом знала бы каждая собака в районе Гимарайнш! У сеньора да Сильвы главные партии уже десять лет танцует его жена. Только жена! Первая красавица города.

Лиза

Помню, как я удивилась, когда Понти показал мне эскизы к своей «Аррабиде». Никогда бы не подумала, что ему так не хватает зимы.

В эскизах было все наизнанку, очень холодно и весело. Замерзшая наглухо Дору, где на лед высыпали горожане, сверкающие лезвия коньков, солнце, садящееся на востоке, церковные купола, торчащие из сугробов, знатные мертвецы из катакомб Святого Франциска, уцепившиеся, словно вороны, за золотистые шпили, а внизу, на заснеженной аллее, голубые тени от деревьев, которых давно уже нет.