У самого синего моря - Игорь Рыжков

в горле. Он слышал про эти замечательные вертолеты кое, что, но Зеркало дало ему настолько подробную информацию, что он почувствовал себя неуютно.

— Они летят сюда? — Задал он Зеркалу вопрос, который таил в себе крохотную искорку надежды, что они летят в другую сторону.

— Они летят сюда! — Раскатисто известило Зеркало.

— Ми-и-илый… — Проснулась от чрезмерно громкого диалога Джона и Зеркала Афелия.

Она извернулась на полу как кошка. Потянулась плавно и нежно и распахнула огромные серые глаза.

— С кем это ты там разговариваешь?

— С Зеркалом — Скупо отозвался Джон.

— А-а-а-а… — Улыбнулась Афелия. Улыбнулась просто так. Без причины. Хотя, наверное, причина все — таки была.

Утро красило нежным цветом стены домика и создавало замечательное ощущение тепла и уюта, если не знать о приближающихся вертолетах, которые могут с одного боезапаса превратить в руины городок населением в пятьдесят тысяч человек.

— Это ты с Зеркалом… И что оно тебе наговорило? Есть ли мужчина прекраснее тебя? — Она о вертолетах не знала.

— Иди ко мне, «сладкий» мой — Она вытянула руки по направлению к Джону и призывно пошевелила пальчиками.

— Прости, дорогая… — Уныло отозвался Джон. — У нас, кажется, неприятности…

— Какие еще неприятности? Джон… — Афелия опустила руки.

Она по всей видимости рассчитывала на что то и этого «что то» не получила.

Какая разница теперь почему она этого не получила.

Мир перестал ее радовать и повод обидеться на него появился незамедлительно.

— Я спала голой? — Афелия раздраженно прикрыла грудь и аккуратную прическу внизу живота полупрозрачной тканью платья, и так и не встав с пола домика, гневно посмотрела на мужа.

Джон кивнул.

Он понимал, что обстановка накаляется.

Он мог бы соврать что например укрывал ее ночью собственными одеждами, или, на худой конец, достал из запасов покрывала, но он был честен.

В отношениях с любимой женщиной он не мог бы быть не честным.

Он всегда рассказывал — сколько ему удалось заработать.

Он всегда звонил, если задерживался где-то на презентации или на съемках.

Он был честен и часто осознавал, что абсолютная честность с женщиной — это… Это не просто… Это более чем не просто… Это совершенно невыносимо. И еще невыносимей лгать… Джон пробовал ей лгать.

В малом.

Совсем в малом.

Совсем чуть-чуть. Капельку. И как только с его языка срывалась ложь, он переставал ощущать Афелию как близкого себе человека.

С каждым словом неправды — она становилась все более чужой.

Он боялся видеть в ней чужого, неродного себе человека. Поэтому говорил правду. По возможности сокращая дистанцию родственной близости и, если совсем было трудно, увеличивал ее, но всегда держался своих собственных критических рамок, за которые уже переступить не мог.

Вот и сейчас он не стал ей лгать. Да она спала голой. Но, «черт побери», что в этом плохого?

— Да, дорогая… — Улыбнулся Джон своей супруге.

— И каждый мог войти и каждый мог посмотреть! Да? — Афелия поднялась на ноги и раздраженно влезла в белье и поверх накинула платье.

Самое печальное в диалогах с любимой женщиной это то, что, как правило, уже не имеет значения то, что вы отвечаете на подобные вопросы. Реакция будет одинаковой.

— Наверное… — Проговорил Джон.

— Как тебе не стыдно? А? — Афелия уперла кулачки в бедра.

— Ты совсем меня не бережешь. — Она подняла еще секунду назад сжатый кулачок к губам и прикусила палец.

— Ты меня не любишь… — Произнесла она фразу, которая запрограммирована в генах женщин Господом, наверное, еще при создании праматери Евы.

Джон с облегчением вздохнул.

После этой фразы он знал, что нужно делать.

Не смотря на явный протест Зеркала, он спрятал его за спину и подошел к супруге вплотную. Склонил буйную голову и поцеловал ее в оголенное плечо.

Афелия, уважая себя, отодвинулась. Джон, не прекращая натиска, сделал шаг. Придвинул губы к ее розовому ушку и произнес, вплетя в свой баритон нотки усталости и обиды.

— Как же ты не права Афелия. — Он не говорил ей — любимая, родная, дорогая. Ничего в таком роде, потому, что эти обращения отдают несерьезностью.

«Как же ты не права» всегда надо говорить серьезно. Уменьшительно ласкательные имена собственные здесь неприемлемы.

Афелия отреагировала, так как предполагал Джон. Она повернулась к нему спиной и опустила голову.

Она еще не плакала, но слезы уже стояли у нее где то совсем рядом с глазами. Джон мягко прикоснулся губами к шее.

— Я тебя очень люблю Афелия… Ты лучше всех. — Головка Афелии опустилась еще ниже. Смущение в этом случае — верный знак того что вы идете правильной дорогой.

— Ты у меня самая красивая. Самая сексуальная. Ты добрая, заботливая, внимательная. Мне с тобой очень хорошо. Ты даже не представляешь насколько хорошо. — Джон немного выдохся.

Он истратил одну из самых действенных обойм комплиментов и теперь ждал результатов.

Афелия шмыгнула носом и повернулась к Джону лицом.

Глубоко и порывисто вздохнув, забросила Джону руки на плечи и прильнула к груди.

— Я тоже тебя люблю… — Инцидент можно было считать исчерпанным, если бы…

Если бы, не эти «гребаные» вертолеты!

— Милая… — Придав своему лицу, оттенок озабоченности, посмотрел Джон в лицо Афелии.

— У нас проблемы… — Афелия блеснула глазами.

Ее пальчики хищно согнулись, приводя эффективнейшее оружие поражения внешности в боевую готовность.

Вот теперь, когда она любима, и она понимает, что любима.

Когда, она самой себе сумела это объяснить.

Она могла дойти до… До кого угодно… Но призвать к ответу смогла только своего мужа.

— И что это за проблемы? — Снова уперев кулачки в бедра, пылая праведным гневом, не спросила, а высочайше вопросила Афелия.

— Три вертолета Ка58 м с полным боекомплектом, идущие встречным курсом на крейсерской скорости! — Заверещало Зеркало за спиной Джона.

— И переверните меня, наконец, так как мать поставила! К лесу задом… В смысле головой вверх!

— Сколько у нас времени? — Молниеносно среагировала Афелия.

Джон едва успел открыть рот для того, чтобы попытаться, что то объяснить, но во время понял, что объяснять ничего не нужно.

— Минут тридцать… — Проворчало Зеркало, которое смутившийся Джон уже вынул из-за спины и держал, словно гранату с выдернутым кольцом.

— Сорок… Уважаемый Джон. — Обратилось оно к Джону.

— Соблаговолите меня поставить на пол. А то… А то ваши действия плохо влияют на мое здоровье. Я — вещь однозначно хрупкая. — Джон разжал пальцы.

Зеркало шлепнулось на пол, перевернулось стеклом вверх, и старательно толкаясь подставкой, отползло к стене.

— Так — то лучше… — Перевело оно дух.

Афелия, размышлявшая над сложившейся ситуацией, похоже, уже приняла решение и никаких поправок и советов к его исполнению принимать не