Соль этого лета - Эля Пылаева

— Давай обсудим это?

— Ну что обсуждать?

Срывает со спинки тунику, быстро натягивает на себя.

Я как идиот застываю и туплю, копаясь в себе.

— Это НЕ безответственность, ясно?

— Это «другое», — с прохладным сарказмом.

— Просто, если бы вдруг ты… — опускаю взгляд на еë живот. — Что плохого в детях?

Развожу руками.

— Боже… — страдальчески поднимает глаза к небу. — Ну за что?

Обескураженно смотрю на неё.

— Да что опять не так??

Мне прилетает подушкой. Уворачиваюсь. Подушка пролетает мимо, сносит с тумбочки что-то.

Решительно указывает пальцем мне на дверь.

— Буди команду, Тарханов.

Пиздец… Что так сложно-то?

В столовой сидим с Маратом друг напротив друга.

«Отведи глаза!» — беззвучно шепчу ему.

Опускает послушно взгляд.

Через минуту снова смотрит. Брови хмуро сведены к переносице. По глазам вижу, что продолжает про себя спорить со мной.

Бросает взгляд на мой стакан с чаем. Дотягивается, проводит пальцем, натыкаясь на свежий скол. А я и не заметила… Забирает, молча уходит менять. Приносит другой.

Ну вот как с ним ругаться?

— Марат, мы бежим? — переговариваются парни.

— Нет, тропинки все размыло, обувь только в грязи утопим. Пусть подсохнет.

Девчонки угощают всю компанию конфетами. Рома и Иван, беззастенчиво нагребают по карманам.

— Ма-а-ар… — заигрывают девочки, — конфетку?

— Нет, — не сводя с меня глаз.

Там грусть…

— Почему? — не унимаются девочки.

— Не ем сладкое.

— Не любишь?

— Люблю! — хрипнет его голос, ресницы падают, пряча взгляд.

Это он не им отвечает. Мне. И у меня всë ноет внутри от желания обнять, поцеловать эти соболиные брови, что-то успокаивающее и обещающее шептать ему на ухо.

Котёнок мой…

Какая же ты нестойкая, Ростовская!

Решила же — всë!

— Алёна Максимовна, будете конфетку? — предлагают девочки.

— Буду… — забираю одну. — Спасибо.

Вздохнув, дотягиваюсь до его ладони, незаметно вкладываю туда конфету. Очень хочется накормить его чем-то вкусным, жирным, сладким… Блинчиками, например. Ох, какая катастрофа! Таких желаний у меня даже к Рустаму не возникало. Хотя, любила его…

Марат сжимает конфету в кулак. Снова отводит глаза…

— Марат, там к тебе приехали. Чего трубку не берёшь? — подходит охранник.

— Забыл телефон…

Забирает поднос, так и не притронулся к завтраку, только выпил свой белковый коктейль.

Догоняю его на лестнице.

— Нельзя так! Надо есть нормально. Сердце посадишь и печень на своей сушке, глупый.

Скептически и с обидой смотрит на меня.

Да! Есть мне дело до твоего сердца!

— Ты и так уже как скульптура. О рельефы порезаться можно.

Улыбается.

— Тебе нравится?

Рассерженно топаю ногой.

— Разве это сложно признать?

— Да боже! Мне нравится, когда ты здоров, — закатываю с мучением глаза.

— Ладно… не волнуйся. Не сушусь я. Аппетита просто нет.

— Чтобы съел! — касаюсь кулака.

Отрицательно качает головой.

— Это не мне.

Сбегает по лестнице вниз. А я остаюсь в расстроенных чувствах. Ухожу к себе в кабинет.

Кто к нему приехал? Любопытство гложет…

Но я не позволяю себе выглядывать в окно. Одно из которых, кстати, выходит на стоянку.

Пиши! — приказываю себе. Пальцы набирают какую-то несогласованную чушь. Как работать??

Сосредотачиваюсь. «Выносливость в третьей фазе статической нагрузки падает пропорционально…». О чем я пишу? Какой это параграф? Листаю слепо написанные от руки таблицы с замерами. Швыряю тетрадку на стол.

Нет, это невозможно.

Достаю сигареты. Открываю окошко. За деревьями видно только колесо синей машины, кеды Тарханова и бежевые сандалии какой-то девушки в длинном платье.

Черт… Это так глупо. Нервно втягиваю дым. Кто это? Ненавижу тебя, Тарханов! Моя жизнь только немного пришла в норму. И вот опять… Одни нервы!

Уйди, Ростовская. Он не твой мужчина. Ты сама так решила. Случайный секс. Всë! Пусть со своими тёлками на тачках катается.

Как тебе не стыдно, а? Может это мама его.

Не мама… Она выходит в зону видимости. И даже издали видно, что ей лет тридцать, не больше. Длинные волосы, дорогой макияж. Очень ухоженная.

Вот и спонсоры подъехали, да? Таких спонсоров в спорте хоть отбавляй. Бессо старается не пускать эту волну в команду. Но мальчики и правда взрослые, им не запретишь.

Угомонись ты, ревнивица! — тушу только прикуренную сигарету.

Отворачиваюсь.

Диссертация сама себя не напишет!

Но… в голове только Тарханов. Выхожу на крыльцо отдышаться. Слава богам, оно выходит на другую сторону. И я его не… А, нет. Вижу. Удивленно смотрю на Марата с маленьким мальчишкой на руках. Тому года три.

Крепко обнимая его за шею, прижимается щекой к щеке.

Марат отдаёт ему мою конфету. Тот сосредоточенно разворачивает. Марат, улыбаясь, нацеловывает его в пухлую щеку. Это так… необычно, что я пялюсь, остолбенев и не моргая.

Засунув конфету в рот, мальчишка целует в ответ Марата, пачкая его щеку шоколадом.

Тарханов тискает его, садит на шею. Подходят к ветке дерева. Мальчик играет с листвой.

А как похожи!.. — разглядываю их лица.

Ком встаёт в горле.

Мальчик, словно детское фото Марата. Те же брови. Губки… Глаза!

Вот тебе и «никогда, ни с кем, только с тобой!».

Играют в самолёт. Потом высоко подкидывает его, ловя у самой земли. Моë сердце обрывается! Хочется отругать его, но малыш радостно хохочет. Видимо, уверен в надёжности этих рук.

Заметив меня, идут в мою сторону. Нет. Нет… Что-то я не готова к таким новостям. В голове полный сумбур с разгоном за пять секунд от спонсорши на синей тачке до того, что у него сын. Я сошла с ума! Или я сплю, и это хаотичный кошмар.

Приближаются. Не сбегать же теперь??

— Тимка, это Алëна…