ЧВК Херсонес - Андрей Олегович Белянин

крымскими сладостями все разошлись по своим комнатам. Только Денисыч в одиночестве остался за столом, его одежда ещё не высохла, а в другой я его и не видел ни разу. Но почему?

Мне впервые пришла в голову мысль о том, что нашему интеллигентному алкоголику действительно без разницы, в чём ходить. Возможно, у него просто не было смены одежды. Да и спал он где придётся, хоть у меня на полу, хоть в саду под скамейкой. Мне почему-то вдруг захотелось пробежаться до ближайшего магазина и купить ему хотя бы футболку в подарок. Но времени не было: стукнувший в мою дверь тяжелый кулак заботливым голосом напомнил, что построение в коридоре через пять минут.

«Куплю в Батуми», – сам себе пообещал я.

Из чистых вещей у меня оставались рубашка с коротким рукавом и те же джинсы. Нормально, мы в любом случае ненадолго едем. Сунул сотовый в карман, кроссовки на ноги – и вот я уже готов служить любимому музею!

– Э-э…

– Что?! – недоумённо фыркнула парадно одетая Гребнева – в облегающем розовом платье с рюшами, глубоким декольте и подолом на ладонь выше колена, – когда, выйдя в коридор, я уставился на большущий яркий чемодан на колёсиках, стоящий у её ног. – Нам, девочкам, всегда приходится брать с собой чуть-чуть больше вещей. Минимум две смены платьев, под каждое – туфли, сумочка и шляпка, плюс тонкая куртка или плащ (вдруг будет холодно), поэтому ещё кофточка и брючки, зонт от дождя, косметика, фен, домашние тапочки, купальник, большое полотенце, чулки, колготки, нижнее бельё под разные ситуации, ну и чисто утилитарные вещи типа тампонов и прокладок, поскольку, знаете ли, иногда циклы могут и сбиваться. Короче, кому я всё это объясняю, вам всё равно не понять.

– Я и не пытаюсь. Просто принимаю как данность. Так лучше?

– Нет, но хоть что-то. Другие часто неспособны и на такой подвиг.

– Кто говорит о подвигах? – к нам присоединился великан Земнов. – Друзья, не будем забывать о том, что вначале нам предстоит забрать «золотое руно», а уж потом мы можем отпраздновать свой выходной день в любой приморской таверне.

Из сада вышел знаток всех языков, его туника почти высохла, а вот сам он успел-таки принять перед дорогой. А поскольку я считаюсь его другом, именно мне предстояло реабилитироваться за «предательство», в смысле тащить его с собой, пока он пишет ногами весёлые кренделя.

Мы прошли по коридору не более пяти минут – два поворота, спуск вниз по лестнице – и вышли на тихий причал, где среди десятка скромных яхт стояло небольшое судно на подводных крыльях. «Ставрос», – прочитал я. Судя по названию, что-то связанное с быками, но перевод лучше спросить у Дини.

Экипаж – два матроса и капитан – встретили нас белозубыми южными улыбками, хотя Улисов и постукивал ногтем по стеклу наручных часов.

– Опаздываем на сорок пять секунд, господа пассажиры!

Наш могучий командир тут же полез за своими часами, но Светлана опередила его:

– Ах, простите, простите, простите! Это всё из-за меня. Никак не могла определиться, что надеть под вечернее платье – красное боди или белое, кружевные чулки телесного цвета или всё-таки чёрного? Я жутко раскаиваюсь! Хотите меня наказать?

Оба матроса вывалили языки на грудь, но капитан лишь расхохотался в голос:

– Узнаю Афродиту Тавридскую! Милая, ты в своём репертуаре.

– Вот и не доставай меня глупостями, дорогой друг, – ответно улыбнулась она, чмокая его в небритую щёку как старого знакомого. – Лучше представься нашему новому сотруднику. Его зовут Александр Грин.

– Какая честь! – Улисов резко протянул мне руку. – Тот самый?

– Жутко смешно, – согласился я. – Ежедневная шутка ещё с похода в первый класс.

Его рукопожатие было сухим и уверенным. Лицо капитана напоминало чеканные греческие профили. Волосы коротко острижены; короткая, аккуратная борода; закрученные усы; серьга в ухе; глаза синие, с прищуром; может, и вправду крымский татарин? Твёрдый взгляд человека, который знает, что делает. Тем не менее мне он почему-то показался хитрым и каким-то себе на уме, что ли, если так можно выразиться…

Тем не менее Земнова он тоже приветствовал как доброго приятеля, а с Денисычем вообще дважды панибратски обнялся, хлопая его по плечам: «Сколько лет, сколько зим, давно не виделись, пора бы посидеть в хорошей компании, поговорить по душам в баре, накатить как следует, вспомнить прошлые деньки» – и всё такое…

Как оказалось, бар на судне действительно был. От причала пошли мягко, с каждой минутой набирая скорость, пока буквально не полетели над водой. Мы все разместились внизу, под непробиваемой крышей из тонированного стекла. Один из матросов стоял за штурвалом, второй быстро ставил на длинный стол тарелки с сыром, оливками, виноградом и квадратные бокалы под ром.

Я ещё успел спросить Германа, сколько нам идти до Батуми, но капитан вежливо прервал меня:

– Светлана говорила, что вы специалист по истории искусств. Не поможете ли мне в разрешении одного небольшого вопроса?

– Разумеется, – согласился я.

– Говорят, что Клод Моне искал истину в вине. Говорят, что тот же Репин всем давал метлой по репе. Говорят, Делакруа жрал без меры фуа-гра. А художник Хокусай самураям что кусал?

Все наши сотрудники плюс оба матроса едва не полегли в приступе дикого смеха. Мне пришлось ждать минуты три, чтобы ответить, хотя шутку эту я слышал ещё со времён учёбы и уже тогда считал её дебильной. Но сейчас ответ знает любой первокурсник:

– Не от великого ума вы, критики ничтожные, в рот набираете дерьма, чтоб плюнуть в холст художнику!

Сначала повисла тишина, прерываемая только свистом ветра и плеском разрезаемых волн. Потом испуганно икнул Диня, Гребнева сдвинула бровки, Земнов привстал, закрывая меня от шагнувшего вперёд матроса с внезапно появившимся в руке ножом, но Улисов вдруг так заливисто расхохотался, что все замерли…

– А он хорош! Клянусь кудрявой бородой Посейдона, он хорош! Грин, не откажите, выпейте со мной в знак примирения!

В его глазах было столько искренности, что бычиться дальше было просто глупо. Я вдруг понял, что этот человек может быть как опасным врагом, так и бесконечно верным другом. В бокалы для рома или виски полилось густое красное вино. Оно было сладким и таким крепким, словно смесь водки, портвейна и кагора. Впрочем, я в купажах, как говорится, не копенгаген.

Вместе с нами за дружбу пригубили все, включая матросов.

Впервые вижу судно, на котором так лояльно относятся к выпивке. Но, с другой стороны, море спокойное, небо над головой чистое, даже если нас в