Кодекс состоятельных. Живи, как 1% населения в мире - Пол Салливан

Образ мыслей Шамуса Хана в отношении расходов на образование можно охарактеризовать как подход привилегированных. Свою карьеру он построил вокруг критического изучения и исследования мотиваций элитарных слоев. Его отец был успешным хирургом в Бостоне, благодаря чему Хан получил доступ к образованию в одной из лучших средних школ в Америке – он провел четыре года в стенах чрезвычайно престижной школы Святого Павла в Нью-Гемпшире. Такой опыт во многом стал определяющим. Все выпускники школы Святого Павла, с которыми я сталкивался, имеют более прочную связь со своими друзьями по подготовительной школе, чем с кем бы то ни было до и после этого. Хан обращался к личному опыту в качестве ученика и преподавателя в школе, когда писал свою книгу «Привилегия: как в стенах школы Святого Павла подростки становятся элитой» – «культурное исследование неравенства», как он сам ее называет. Мне она показалась своеобразной антропологической экспедицией в край загадочных и привилегированных мальчиков и девочек, чью культуру будет трудно понять непосвященному наблюдателю. Хан был из такой же состоятельной семьи, как и большинство его одноклассников, но он отличался смуглой кожей. Когда он прибыл в кампус школы в 1993 году, его поселили в общежитие вместе с местными студентами, принадлежащими к различным меньшинствам, получавшими финансовую помощь на обучение и не имеющими с Ханом ничего общего, кроме того, что и они, и он не были обладателями белой кожи. Родители Хана были иммигрантами: отец из Пакистана, а мать из Ирландии. Они оба искренне радовались тому, что у них есть возможность дать Хану и его брату возможность учиться в частных школах, но Хану претила та легкость, с которой учащиеся школы Святого Павла попадали в лучшие колледжи страны. Школа отправляла прямиком в колледжи Лиги Плюща не одного-двух детей раз в год или два, а каждый год и в больших количествах. Хан рассказал, что в свой первый год в школе он побывал в Гарвардском университете и, проведя некоторое время с другом из школы, все друзья которого, казалось, были учащимися исключительно престижных школ-интернатов, принял решение искать такое место, до которого не добрались учащиеся школы Святого Павла. Он отдал предпочтение небольшому гуманитарному колледжу Хаверфорд в Пенсильвании (тем не менее сейчас Хан преподает в Колумбийском университете). Большинство родителей и студентов сочтут такой выбор глупым: как можно отказаться от учебы в Гарварде, если у тебя есть возможность там оказаться? Хан объясняет, что им руководило желание вырваться из этого замкнутого мира привилегий, приобретаемых за деньги, к которому он привык.

Сегодня в области особых научных интересов Хана как социолога лежат не бедные, а богатые. Он может рассказать много интересного о том, каким образом неравенство и снижение уровня экономической мобильности коррелируют с расходами родителей на образование детей. Один из аспектов, который он исследует, – это то, насколько богатые и состоятельные родители готовы тратить огромные суммы денег на своих детей. «Представьте, что ваш ребенок – это ваш проект. Чем больше вы в него вкладываетесь, тем большую отдачу ожидаете получить в итоге», – сказал мне Хан. Инвестиции могут быть не только академического характера. Сюда также входят и затраты на занятия спортом, который полезен не только для гармоничного физического развития ребенка, но и учит его работать в команде и достойно принимать как победу, так и поражение. Кроме того, спортивные достижения часто открывают двери в колледжи более высокого ранга. Еще одна статья расходов – это расходы на культурное развитие, включающие посещение театральных и танцевальных постановок, мюзиклов, оперы, музеев и поездки в другие страны. Хан соглашается с тем, что подобный опыт, несомненно, обогащает детей и вместе с тем предоставляет возможность переживать моменты, которые не доступны менее привилегированным детям.

«Размеры инвестиций, которые делают представители высокого среднего класса в развитие своих детей, ошеломляют, – говорит он. – Меня изумляет то, как дорого обходятся ожидания родителей от детей. И, что самое интересное, нет никаких гарантий. Когда вы осмысляете все издержки, уровень отдачи кажется весьма несерьезным».

Его рассуждения вдохновили меня на проведение собственных подсчетов того, во сколько мне обойдется учеба одной из дочерей в частной школе в Фэрфилде, а затем четыре года ее учебы в университете. Результат меня потряс. Пятнадцать лет школьного образования (включая два года по системе Монтессори и один год дошкольного образования) обойдутся в $ 508 000, если считать по сегодняшним ценам. Четыре года в моем университете будут стоить $ 230 000. Выходит, что для того, чтобы дать полноценное образование одному ребенку, нужно почти три четверти миллиона долларов, и это после вычета подоходного налога и не считая инфляцию. А ведь у меня двое детей. Когда я озвучил Хану получившуюся у меня цифру, он сделал вывод, что я ее занизил. Он напомнил мне о том, что я не учитывал ежегодные поборы со стороны отдела по развитию, которые неизбежны в каждой из таких школ, а также расходы на репетиторов и тренеров, которые могут потребоваться.

В то время как мы с женой можем осилить чек с четырехзначным числом на оплату школ наших дочерей, более состоятельные семьи должны мыслить в категориях пяти– и шестизначных сумм, а то и чисел, длиной в крыло здания. И даже несмотря на капиталовложения таких размеров, по подсчетам Хана, у ребенка есть лишь 75 % шансов остаться на том же экономическом уровне, что и его родители.

Хан затрагивает серьезную проблему. Шон Ф. Рирдон, социолог из Стэндфордского университета, в результате своего исследования выявил, что разрыв в показателях успеваемости у детей из богатых и бедных семей, рожденных в 2001 году, увеличился на 30–40 % по сравнению с показателями тех детей, которые родились в 1976 году. Он также обнаружил, что разрыв в доходах и успеваемости между детьми из семей, представляющих десятый и девяностый процент или вдвое больше разрыва в расовой принадлежности и успеваемости между черными и белыми учащимися. «Пятьдесят лет назад, наоборот, разрыв между черными и белыми был в полтора раза больше, чем разрыв в уровне доходов», – пишет он. Это обнадеживает во многих смыслах. Такая статистика демонстрирует, что черные дети из состоятельных семей показывают примерно такие же результаты в учебе, как и белые дети из состоятельных семей. Но она также и удручает тем, что развенчивает миф об Америке как о стране, в которой ребенок может подняться из бедности до уровня состоятельности или, по крайней мере, добиться более высокого положения в обществе, нежели его родители. Рирдон пишет, что разница кроется не в чем-то присущем благосостоянию родителей, а в их способности тратить деньги на образование своих детей. На вершине американского общества может оказаться более разнообразный с точки зрения расовой и этнической принадлежности пласт людей, но если тенденция, обнаруженная Рирдоном, продолжится, мы окажемся в ситуации меньшего экономического многообразия. Мультикультурная плутократия не перестанет быть плутократией по своей сути.

Хан считает, что школы, подобные школе Святого Павла, упрочивают и даже усугубляют неравенство в Америке, но в то же время он прекрасно понимает, почему родители готовы тратить огромные суммы денег, чтобы дать своему ребенку шанс. «По мере того как увеличивается неравенство, падение с одной десятой одного процента до одного процента является очень ощутимым, поскольку состоятельные люди стали еще более состоятельными, – говорит Хан. – Если вы находитесь в сорок пятом процентиле в структуре распределения доходов и по каким-то причинам опуститесь до сорокового, ощутимой разницы не произойдет. Если вы входите в одну десятую одного процента, а ваши дети скатываются в верхние пять процентов, это уже свободное падение. И это практически невообразимая ситуация. – Он также добавляет: – Если вы оступаетесь и падаете, будучи представителем высшего класса, вас ждет долгий полет вниз. Исчезло большое количество приличных профессий, в которых был занят средний класс, поэтому на вашем пути будет не так много ветвей, за которые можно было бы ухватиться». Хан обратил внимание на то, что легко и приятно говорить о возможностях для социальной и экономической мобильности в Америке, но состоятельным родителям трудно смириться с мыслью, что для того, чтобы обеспечить чьему-то ребенку потенциал для подъема из нижних двадцати пяти процентов до топовых десяти, у их собственного ребенка должны быть ровно те же шансы скатиться так глубоко вниз. Именно этот страх падения до более низкого уровня является ключевым мотиватором для родителей. Я не уверен, что мы с женой когда-либо думали об этом страхе так буквально. Но мы действительно хотим дать нашим дочерям самое лучшее образование, какое только сможем потянуть, и что это, если не закодированное в подсознании желание дать им возможность жить жизнью не хуже, а то и лучше нашей и не упасть ниже того уровня, на котором они находятся?