Мягкая машина - Уильям Сьюард Берроуз

— Это и есть испытание, как мы его называем, просматриваются все ваши процессы. Вы никак не можете нас обмануть, а теперь ваше право испытать меня.

Ли надел фотообъективы, растаявшие в голове, и увидел проводника, уже белокурого, с карими глазами, стройного и наклонившегося вперед. Он переместился внутрь, чтобы сбоку запечатлеть мальчишку крупным планом, и снял рубашку, затем спустил штаны, замедленными автожирами покружил над лесочком лобковых волос, установил прямую наводку на первые признаки распухания и устремился из твердеющей кровавой трубки к лицу мальчишки, неоновыми хоботками высасывая глаза, вылизывая яйца и прямую кишку. Объективы и антенны скрываются в дыму, а из серой пыли и погребальных урн всплывают неторопливые уличные взгляды. а во сне — голые голубые порнофильмы, замедленный темп. Пульсирующие снимки синей тишины, гениталии и лобковые волосы в ректальной слизи и карболовом мыле. мерцание над поблекшими, тысячу раз прокрученными лицами, слышимость, запах сквозь них, будто: «Джонни, возбуди член». Замедление у статуй с кататонической эрекцией, медленное падение сквозь Красный, Зеленый, Черный цвета. Сенсационный разворот: ягодицы крупным планом. ощущаемые на теле Джонни, медленное выплывание из жарких панамских ночей, проводник голубой кабинки обладал прозрачной жопой. Они щелчком вошли через унитаз и ванную со стенами из голубого стекла, теплый мыльный запах спермовой воды. Так ощущал мальчишка неоновые пальцы на сексуальных местах, дыша сквозь губчатую каменнопенисную плоть и бурые кишечные джунгли, кишащие плотоядными ползучими растениями и обезумевшими паразитами округи…

Нагишом в панамской ночи, ректальная слизь и карболовое мыло. Голубой экран, проводник надел объективы. Светлые панели тени расплавили его голову со всех сторон в синие бесшумные крылья над часами акта дефекации, запах сквозь них — будто они прозрачные.

— Испытание сенсационным разворотом, как мы его называем. Тело Джонни никак не может нас обмануть. Прибыл в жаркие панамские ночи, чтобы испытать меня.

Щелчком в его голову из голубого стекла. Крупным планом неоновые пальцы над следами шрамов, изучающие приборные панели, делающие записи на прозрачной плоти настоящего времени. Это происходит именно сейчас. Неторопливый палец двадцатых годов на лампе “кобра”, мерцающие кинотени в синей пустоте, нажимающий палец вращает клинообразный цилиндр, глаз-объектив выпил сперму мальчишки в желтом свете.

— Ну, ми-истер, мы перепихнуться, ты да я моя резать, — Две кинодорожки пронеслись по экрану восприятия, один кинокадр на другом, вырезанном во тьме до обратного кадра: «Моя кончать с дерьмом Джонни… Плиходи сквозь Джонни…» слышу прямые кишки, сливающиеся в толчках и оргазме совместных процессов. и пульсацию входа и выхода их общего тела на неторопливых жабрах сна голыми Панамскими ночами, тела, опирающегося на умывальник на рассветных ломках Восточного Сент-Луиса. запах карболового мыла и ректальной слизи, и эхо паровозного гудка в синей тишине, и моча через мой член, «ты-да-я-да-мы-с-тобой-ебаться-в-жопу-все-одно-время-четыре-глаза». фантомное расщепление, грубое и грозное. Ныне каждый Гражданин может выращивать в своем биде сексуальные виды: в ночи Талары почувствовал его сухостой на своих армейских брюках, когда мы задвигали засовы, и я разозлил чужого датского дога под обнаженными телами Швеции. теплый спермовый запах, комната из голубого стекла нанизанного на световые нити спермы и дерьма общие пища и отрыжка смещение яиц и сокращения прямой кишки перепихивание на все лады.

«Была не была, Джонни. Мы перепихнуться, уже первый сеанс»: в синей тишине увидел тех двоих, один кадр вырезан: Синий. Каждый встречный образ обходит второе эрекционно-отъебанное “я”, и приходит другой — оба дерьмо.

«Мы перепихнуться, ты-да-я-кинодорожки сквозь ректальную слизь и карболовое мыло. Вырезать светлые панели тени». — Синие бесшумные крылья летучей мыши над прямыми кишками, сливающимися в прозрачной эрекции, горячее дерьмо и весь процесс совместно.

«Тело Джонни никак не может нас обмануть в другом теле. Долгая ночь, чтобы испытать меня». — Болезненный рассветный запах карболового мыла, крупным планом палец на всех членах.

«Я да мы-с-тобой ебаться, слепые неоновые пальцы, фантомное расщепление мальчишеских следов, колдовской пульт настоящего времени».

Слабоумные зеленые мальчики набросились на Джонни, точно древесные лягушки, присосавшись к его груди лапками-хоботками, губчатые жабры и красный грибовидный пенис пульсировали в ритме сексуальных волн из глаз Джонни. теплый спермовый запах лампы и кинофильмы нанизанные на миллион пальцев общие пища и отрыжка и глаз-объектив выпил сперму. сокращение ректального полета: «Была не была, Джонни. Один полет вырезан». Экран: другая прямая кишка голая в панамской ночи.

Призрак Панамы прилип к нашим гортаням, кашляющим и харкающим на самостоятельные судороги, фосфоресцирующее дыхание замирает в разреженном воздухе… больная плоть, нанизанная на миллион пальцев, общие пища и отрыжка… здесь уже ничего нет, только кружащая словесная пыль… мертвая почтовая открытка падает в пространство между мирами… эта дорога, в этом резком запахе мертвечины…

Мы медленно повернули к черным лагунам, увитым цветами платформам и гондолам… ненадежный кристаллический город, переливающийся всеми цветами радуги на рассветном ветру… (Подростки извергают семя над приливными равнинами.)

Голубым ветреным утром мастурбировало грязное идиотское тело из холодной шрамовой ткани… крепко сжимая кататоническими известняковыми руками свою страсть… друг любой мальчишеской структуры, отхваченной одним из видов моллюсков… собрались уличные зеленые мальчишки… замедленные бронзовые улыбки из страны лугов, где нет памяти… дерзкие, легкомысленные маленькие призраки юношеских спазм… металлические экскременты и темные кристаллические закоулки рыбьего города… в лиловом сумраке рассыпалась наша одежда, бесформенная груда белья на обсидиановых полах… Панама прилипла к нашим телам…

— Пойдете со мной, ми-истер?

Зеленые мальчики-таксисты едут до самого конца любым маршрутом…

Зеленые мальчики… невменяемые идиоты… валяются в теплом иле дельты, ебутся в разноцветных вспышках сквозь зеленую студенистую плоть, которая дрожит, сходясь и расходясь в священном танце красок. «Забористые нотки до самого конца, мы все — одна прозрачная зеленая субстанция, вроде мягкого янтаря, меняющего цвет и консистенцию, чтобы приноравливаться к любым условиям».

— Это гиблое место, ми-истер. Вы что, с ума сошли, разве можно разгуливать здесь в одиночку! Куда вы идете?

Проводник: бесстрастная маска, сметаемая разноцветными ветрами, светится зеленым, красным, белым, синим. уши-антенны из упругого металлического хряща потрескивают голубыми искровыми сигналами, оставляющими запах озона в блестящих черных лобковых волосах, которые растут на розовом черепе проводника. кровь и нервы — крепкий нож мясника, все его тело сочло бы ниже своего достоинства носить оружие. а внутри был он и еще кое-что. лицо рассекали образно-зенитные бесстрастные глаза юного пилота, скользившие за лучами света, пульсировавшие в голове.