Норби - Андрей Валентинов

Я мысленно вырвал из Конспекта пару страниц. Пока это еще не критично. Пока…

Теперь и я обзавелся папкой, но не картонной, а кожаной, с медными застежками. Ее содержимое мне предстояло изучить до завтра. И начать следовало с параболоида, который, если верить школьным учителям, не более чем геометрическая абстракция, незамкнутая поверхность второго порядка.

— Плохи их дела, совсем плохи, — учитель, сосед по камере, улыбался сквозь кровавую корку на лице. — Под Варшавой наши-то дали им жару! Второе Чудо на Висле! Я не очень верующий, панове, но Иисус любит Польшу!..

Географа приволокли с допроса и кулем бросили прямо на цементный пол. Бывший гимназист заметил, как темным огнем вспыхнули глаза, казалось бы, равнодушного ко всему шведа. Вдвоем они уложили соседа на нары, Стурсон-Сторлсон достал носовой платок, смочил водой. Кровь отмывалась плохо.

— Сейчас их комиссары виновных ищут.

Сосед попытался привстать, но тщетно. Застонал, опустил голову на крашеные доски. Но все равно улыбнулся сквозь кровь.

— Им обязательно надо кого-нибудь найти, расстрелять и отчитаться перед начальством. Каннибалы — и обычаи у них каннибальские. До подполья не дотянутся, руки коротки, так они придумали тюремный заговор. Точно как при Французской революции, в Париже! Мы с вами, панове, готовим восстание. Я — руководитель, вы, пан Стурсон, связной фашистской разведки, а вы, пан Земоловский, боевик, присланный «Двуйкой» как раз ради такого случая. Вам, панове, ничего советовать не могу, но я все подписал. По крайней мере, бить больше не будут.

Доброволец Земоловский учителю сочувствовал, но почему-то не верил. Слишком уж тот был словоохотлив. Мертвая трясина Памяти колыхнулась, и он увидел тюремные стены, но другие, хоть и похожие. Он сидит на нарах, рядом сосед. Еле различимый шепот: «Им все известно, лучше признаться, иначе отправят в лагерь, в Березу, оттуда не возвращаются». А он молчит, хотя знает, что Береза Картузская — верная смерть.

Не признался. Через два дня его отпустили. Тогда он и понял, что лучшая тактика — молчание.

Бывший гимназист шагнул в узкий проход между нар. За немытыми стеклами зарешеченного окна плавало что-то серое, непонятное, словно небо затянули пыльной парусиной. В лицо ударил холодный ветер, принеся обрывки старого военного марша. Очередная колонна убитых, правых и неправых, уходит в Никуда, в вечность и покой, а он все еще здесь.

— Подожди еще немного, Никодим, — донеслось с Последнего поля. — Подожди!

Он шевельнул губами, неслышно и неразличимо.

— Жду.

Допрос. — Происхождение параболоидов. — Луч фонаря. — Попугайчики. — Антек. — «Расшумелись плакучие ивы». — Мара и ее виллан. — Шесть миллионов мертвецов. — Под землей. — Нить Ариадны.

«Малиновый» пил чай с лимоном. Стакан в тяжелом серебряном подстаканнике, сахар — вприкуску. Глоток, и крепкие желтоватые зубы с треском разгрызали очередной кусок. Время от времени следователь доставал аккуратно выглаженный платок и вытирал пот со лба.

— У нас и не такие bobry кололись, Земоловский. Как это по-польски? Вроде бы так же, только ударение другое. Я ваш язык крепко выучил. Была причина!..

Еще один кусок сахара попал в челюсти…

— Я в 1920-м в плен угодил под самой Варшавой. Друзей-товарищей всех побило, а меня в лагерь, за проволоку, гнилую balandu хлебать. А мне тогда, между прочим, пятнадцать лет всего исполнилось, меньше, чем тебе сейчас.

Подстаканник с треском ударился о столешницу, чай плеснул на скатерть.

— Первое польское слово, которое я запомнил — «быдло». Это существительное. А потом и прилагательное — «красное». Вот такие у меня университеты, Земоловский. Там, за проволокой, я одну важную истину понял: есть буржуазия, есть рабочие и крестьяне. А есть поляки. Вот так-то!

Сесть не предложили, хотя табурет с привинченными к полу ножками рядом, у левой ноги. Бывший гимназист старался стоять ровно, чтобы не показать слабость. Соседа-учителя час назад снова увели. На всякий случай он попрощался, попросив не судить строго.

— А ты напрасно молчишь, Земоловский! Сейчас я чай допью и ребят кликну. Сразу запоешь птицей-канарейкой! Признаешься во всем, даже в том, что копал тоннель из Кракова в Лондон, чтобы оружие тайно перевозить.

Последний кусок сахара «малиновый» разгрызал с особым старанием.

— Скажешь, глупость? А это не глупость, Земоловский, а тактика. Если человек признался в том, что тоннель до Лондона копал, то все прочее без лишних раздумий подпишет.

Бывший гимназист еле заметно пожал плечами. Каннибалы, что с них взять? «Малиновый», однако, заметил и одобрительно кивнул.

— Осознал, vrazhina? Проникся? Ладно, садись!

Ноги устали, и он невольно вздохнул с облегчением — стоять пришлось больше двух часов. Следователь заметил и это.

— Хорошо, правда? А знаешь, парень, что такое «stojka»? Я сижу за столом, с бумагами работаю, а ты стоишь. Потом приходит сменщик, тоже работает. А ты все стоишь, стоишь. Затем я возвращаюсь. Представил? А стоять не захочешь, усадим. И спать не дадим. Будь ты из камня сделан, на третьи сутки во всем признаешься. И заметь, на тебе ни синяка, ни царапины.

Отставил в сторону подстаканник, посуровел лицом.

— Слушай внимательно, kontra nedobitaya. Трудящиеся Западной Белоруссии и Западной Украины единодушно высказались за воссоединение со своими братьями, живущими в СССР. Однако не всем такое по душе! Буржуазные националисты, лютые враги белорусского, украинского и польского народов, встретили это решение усилением диверсий и террора. Но наши славные органы не дремлют! В ближайшее время в Минске и во Львове состоятся судебные процессы против агентов вражеского подполья. У тебя, Земоловский, есть шанс прожить еще немного и даже сохранить свое хилое здоровье — до самой положенной тебе пролетарской стенки. Пойдешь обвиняемым, если мы с тобой договоримся, конечно. Это лучше, чем превратиться в мешок с кровавыми костями, правда? Ocenil?

И тут он впервые по-настоящему удивился. Большевикам нужен очередной кровавый спектакль, это ясно. В таком деле они мастера, и Зиновьев в грехах каялся, и Бухарин. Во всем повинились, всех оговорили, куда там Шекспиру! Но он-то — не Бухарин! Какой смысл выводить на процесс под вспышки фотокамер ученика белостокской гимназии № 3?

Следователь криво усмехнулся.