Норби - Андрей Валентинов

— Но не согласны клементийцы. Поздно! Марсиане уже на Земле со своими треножниками и излучателями. Вы зря не обратили внимания на землетрясение в Польше.

— Вы не преувеличиваете, мисс Фогель?

— «В знойном небе пылает солнце, в бурном море гуляют волны…» Красное вино Аргентины. Очень много красного вина.

Он уже привык к запаху леса и сырой земли, к свежему утреннему ветру. К пороховой гари тоже привык, все это было частью мира, в котором довелось прожить пусть короткую, зато настоящую жизнь. Иной у него и не было, над тем, что случилось прежде, клубилась черная мгла.

И вот прежний мир исчез, сменившись четырьмя стенами в грубой побелке, лампочкой под потолком и нарами, окрашенными в зеленый цвет. Пахло же карболкой и хлором, причем так, что и полной грудью не вздохнешь.

Исчезновение прежнего мира он пережил спокойно. Жизнь словно текла мимо, то обдавая холодными брызгами, то обжигая огнем, он же по-прежнему стоял на Последнем поле, терпеливо ожидая своего часа. Когда и где этот час наступит, не все ли равно?

* * *

— Сейсмические зоны до сих пор всерьез не изучены, — вещал сосед, немолодой мужчина в мятом костюме. — Статистика имеется лишь за несколько последних веков, причем далеко не полная. Землетрясение такой силы в Центральной Польше не фиксируется исторической литературой, однако это вовсе не значит, что ничего подобного не было прежде.

Борода клинышком, близорукие, близко посаженые глаза. Очки отобрали, равно как и шнурки от ботинок. А вот за что арестовали учителя женской гимназии, он и сам толком не ведал. Пришли перед рассветом — и взяли.

— Конечно, было бы более логично, если бы землетрясение произошло южнее, ближе к Карпатам, но это говорит только о неполноте наших знаний.

Бывший гимназист слушал вполуха, но учитель уже завелся, не говорил — вещал. Тем более слушателям никуда не деться: камера, четыре стены, окошко под потолком, нары да отхожее место.

— По радио сообщили, что разрушения в Варшаве не слишком велики, но есть жертвы. Основной эпицентр восточнее, там разрушения действительно чудовищны.

Городок именовался Радзынь, полностью же Радзынь-Подляски. Тюрьма в нем была всего одна, равно как и женская гимназия. Об этом добровольцу Земоловскому удалось узнать уже в камере, когда надзиратель захлопнул за ним тяжелую, обитую железом дверь. А перед этим везли в крытом грузовике при молчаливом конвое, не слишком далеко, за час управились. Автомобиль остановился прямо в тюремном дворе. Высокие стены с колючей проволокой по верху, красный кирпичный корпус. Он почему-то был уверен, что заключенным полагается душ, но его без особых разговоров записали в толстый гроссбух в канцелярии, провели коридорами на второй этаж.

В большой камере их было только трое: бывший гимназист и бывший улан Антон Земоловский, учитель географии, арестованный, если верить его предположениям, за то, что не сдал радиоприемник, и швед, то ли Стурсон, то ли Сторлсон. Тот, языков не зная, на все вопросы вежливо отвечал: «Извьинитье, нье понимай совсем». Но слушал очень внимательно, не пропуская ни единого слова.

Разговор завел учитель. Ему, географу, закончившему Варшавский университет, очень хотелось высказаться. По его мнению, в случившейся катастрофе ничего невероятного нет, разве что масштаб. К сожалению, наука предсказать подобные катаклизмы пока не в силах.

По его словам, Радзынь не слишком пострадал, разве что в домах вылетели стекла. Куда опаснее было то, что русский гарнизон после первого толчка открыл стрельбу, целя, куда попало. Солдаты почему-то решили, что где-то рядом упала невероятной мощи бомба. Но Варшава подобные измышления опровергла, а московское радио обмолвилось лишь о «сейсмических толчках».

Бывший гимназист не спорил, да и слушал вполуха, только чтобы не обидеть соседа. Лунный пейзаж на месте шоссе убедительнее любых радиопередач. Куда интереснее узнать о положении на фронте — и есть ли вообще этот фронт? — но, по словам географа, в сводке лишь указывалось, что за сутки ничего существенного не произошло. Вероятно, кратеры на месте стратегического шоссе — мелочь, не достойная упоминания.

Его собственное будущее внушало еще меньше оптимизма. Как пояснил «малиновый», оформляя сопроводительную, бывшего гимназиста отправили в тюрьму Радзыня не за Аркадия Гайдара, а за грубое нарушение обычаев войны. Он, штатский и несовершеннолетний, надел форму, не будучи в армейских списках, и принял участие в боевых действиях. Пример Мальчиша-Кибальчиша наглядно свидетельствовал, чем такое может закончиться. «Торопитесь же, буржуины, и погубите этого гордого Мальчиша». А еще — шпионаж, у большевиков плановое хозяйство, поэтому количество арестованных шпионов наверняка намечено заранее. «Заковали Мальчиша в тяжелые цепи. Посадили Мальчиша в каменную башню».

* * *

— Слушаю вас, гражданин Земоловский. Рассказывайте, рассказывайте, не тяните время!

Этот «малиновый» заметно старше предыдущего. «Шпала» в петлицах, годами под сорок, лицо в загаре, морщины на лбу. И по-польски говорит не в пример лучше, почти без акцента.

— Состав преступления ясен, но искренние, чистосердечные показания могут существенно облегчить вашу участь.

Кабинет, решетки на окнах, свет лампы в лицо. Бывший гимназист почему-то был уверен, что вспомнят о нем нескоро. До того ли русским? Как выяснилось, в самый раз. Он только начал привыкать к своему новому миру, к решеткам на окнах и хлорному духу, как отворилась дверь, и конвой увел его на допрос. Надзирателей с ключами на поясе, о которых приходилось читать в книгах, он так и не увидел. Только солдаты, хмурые неразговорчивые парни при карабинах.

— Начинайте, Земоловский!

«Малиновый» положил перед собой чистый лист бумаги и легко пристукнул карандашом по столешнице. И тут внезапно заговорила память. На допросе самая правильная тактика — молчать. Всякий ответ это уже диалог, ниточка, за которую рано или поздно сумеют вытащить все.

— Вам что-то неясно? — «малиновый» взглянул удивленно. — Найденные при вас документы свидетельствуют о том, что вы — лицо гражданское. Но вы принимали участие в военных действиях, о чем говорит ваша военная форма. Значит, вы, Земоловский, кто? Вы террорист! Статья 58, пункты 3 и 4. «Оказание помощи международной буржуазии, которая не признаёт равноправия коммунистической системы, стремясь свергнуть её». То, что жили в буржуазной Польше, смягчающим обстоятельством не является. Согласно разъяснению Генеральной прокуратуры, данные пункты названной статьи могут быть применимы на территориях, занятых Красной армией в ходе военных действий. А если установлен факт терроризма, то неизбежно вменение вам и пункта 6. Террор без шпионажа невозможен. Вы несовершеннолетний, но в СССР высшая мера наказания в отдельных случаях применятся с 12 лет. Осознали, Земоловский?

Булькнула вода в стакане. «Малиновый» глотнул, вытер щеки платком.

— Kolis, suka!