Пепел и перо - Рэйчел Кейн

мой. – Джесса шокировало то, какой холодной была ее кожа, и он обвил ее запястье своими пальцами. Пульс Морган стучал быстро под кожей, однако, похоже, не особо ее согревал.

Поэтому Джесс заключил Морган в объятия, чтобы поделиться своим теплом. Она вздохнула, как будто это было огромным облегчением, и всего на несколько мгновений можно было поверить в то, что нет ничего важнее, что не нужно беспокоиться ни о проблемах, ни о планах на будущее.

Были лишь они двое под звездами.

Затем прибыла новая смена, и Дивелл с другим мужчиной постарше с радостью ушли. Вместо них пришли Индира и мужчина, чьи предки, судя по его внешности, были выходцами из той же части мира, что и Дарио. Испанцы помогли колонизировать американские колонии и по-прежнему предъявляли права на Мексику и близлежащие земли. Логично, что и здесь они тоже были.

Индира не особо обрадовалась, увидев всех их толпящимися на улице. И свое недовольство она направила на Томаса, сказав:

– Чего вы тут делаете?

– Дышим свежим воздухом? – ответил Дарио.

Она его проигнорировала.

– Я с вами говорю, Шрайбер, – сказала она.

– Дышим свежим воздухом, – повторил Томас, даже не улыбнувшись. Дарио усмехнулся. – А еще интересуемся… что это? – Томас указал подбородком на стену слева от них. За ней горело что-то яркое, точно закат… однако время заката давно прошло. Впервые Джесс осознал, что это яркое свечение располагалось за городом, а не в его периметре.

– Лагерь библиотечных солдат, – сказала Индира. – Разросся за прожитые годы. У них есть все современные удобства, включая свет. Они никогда не позволяют нам забывать о том, что находятся рядом. Ни днем, ни ночью.

Томас кивнул, добавив:

– Мы хотим сходить в гости к Аскьюто, навестить капитана Санти.

Индира кивнула.

– Ну хорошо, пойдемте, – сказала она, и сопровождающий ее стражник тоже поспешил за ними.

Когда Томас повел всех по дороге, которая проходила близко от стены, Джесс понял, что даже может услышать библиотечных солдат по ту сторону. Низкий, шепчущий рокот оживленности, голосов, движений. Внезапную, яркую искру смеха. Негромкие отголоски музыки. Бодрая, современная жизнь, протекающая всего в нескольких сотнях метров от них, пока здесь поджигатели едва сводят концы с концами, день за днем собирая крошки и восстанавливая свой разрушенный город после каждой атаки. Это тоже была своего рода атака. Незаметная, нацеленная на силу духа тех, кто находится в ловушке внутри.

– Они никогда не затыкаются, – сказала Индира. В голосе звучало смирение, однако и нотка злости в нем проскальзывала. Злости на Библиотеку, чьи войска никогда не отступали, злости, которая жила в душе каждого поджигателя. И Джесс начинал понимать эту злость. – И никогда не сдаются.

– Я могу рассказать вам историю? – спросил у Индиры Джесс. Она ничего не ответила, поэтому он продолжил: – Поджигатели читают книги, так что она должна вам понравиться. Вы слышали о Пергамском серапеуме? – Индира кивнула. Пергам был городом, где располагалась одна из знаменитых первых библиотек, которая была основана греками и некогда являлась соперником Александрии. – Артемон Пергамский был профессором, возглавлявшим то место после того, как его превратили в серапеум две тысячи лет назад. Он стоял у дверей здания перед толпой вторгнувшихся римских солдат и говорил о том, что умрет прежде, чем кто-то коснется хотя бы одной книги. Его убили. Когда он пал, на его место вышел другой библиотекарь. Когда и его убили, появился другой. И другой. Один за другим они все погибли, чтобы не позволить римлянам разграбить стеллажи. Последним была недавно получившая звание профессора, в тот день она только прибыла. Ее звали Флавия, и она была родом из Карфагена. Она стояла на вершине горы из тел своих коллег, ничем не вооруженная, кроме ножа. Она знала, что умрет, но это ее не остановило.

Индира ничего не сказала. Однако явно слушала.

– Римский военачальник самолично вышел к тем окровавленным дверям и посоветовал ей спасаться. Она ответила ему: «Уж лучше я умру, чем хоть одна книга будет утрачена». Флавии было четырнадцать. Она провела меньше недели в должности профессора. Ее статуя стоит у входа в Пергамский серапеум, потому что она его спасла. Римский военачальник сказал: «Если ты так сильно любишь эти книги, видимо, они стоят того, чтобы их спасти». И с этими словами он отправил своих людей стеречь здание, пока остальной Пергам был разграблен и уничтожен. Тогда и был заложен нейтралитет Библиотеки.

– Ты, видимо, какой-то смысл в эту историю вкладываешь, – сказала наконец Индира.

– Флавия является душой Библиотеки, – сказал Томас. – Не архивариус. Не курия. Вы зовете нас книголюбами, и все так и есть. Мы любим книги. Как и вы в глубине души. Вы верите, что они обладают силой изменить мир.

– Милая история. Я не верю в сказки. Библиотекой заправляют архивариус и курия, а не ваши святые мученики.

– Нет, – сказал Джесс. – Они заправляют сейчас. Если вы хотите изменить мир, не уничтожайте всю Библиотеку. Вновь назначьте главной Флавию.

– Как я и сказала, история милая, – повторила Индира. – Но мы не рассказываем друг другу сказки. Мы сражаемся. Мы действуем.

– Вы прячетесь тут за своими стенами и сражаетесь в проигранной битве, – сказала Морган. – И вы и правда проиграете. Чего хорошего вы вообще тут делаете?

Губы Индиры изогнулись, а голос прозвучал с мягкой насмешкой, когда она сказала:

– Мы являемся символом. Как ваша Флавия. Вы, детишки, и впрямь собираетесь учить нас, как быть повстанцами?

– Нет. С вами или без вас, но мы добьемся своего, – сказал Томас. Судя по голосу, он в своих словах был уверен. Ни хвастовства, ни надменности. Просто факты. – Я не вижу здесь будущего, Индира. Не вижу много детей, а те, кого вижу, голодны и напуганы. Может, вы и выживаете, но не думаю, что выигрываете. Верно?

Только Томас, подумал Джесс, мог произнести подобные слова и в то же время звучать понимающе и сострадательно.

Губы Индиры сложились в тонкую линию, взгляд стал мрачным, и она зашагала шире, быстро переставляя ноги.

– Дом доктора вон там, – лишь сказала она в ответ.

Все молча последовали за ней. Джесс надеялся подобраться поближе к стене, рассмотреть, как она сооружена и нет ли на ней других меток, оставленных контрабандистами, но Индира к стене не пошла. Лучше тогда не испытывать удачу.

Джесс покосился на Морган. Под опустившимися на мир тенями ее лицо выглядело гладким, угловатым и худым. Как и небо, она была хрупкой и красивой. Как этот город, ее можно было потерять – либо в огненной атаке, либо в медленных, умышленных муках, и Джессу было больно