Исполнение желаний - Алексей Ильин

Дэйв прислонился затылком к холодной неровной стене и на секунду прикрыл глаза. Как хорошо… Наконец отпустило. Иссушающий ужас, что парализовал сознание после разговора с этой сукой Эледой, растворился без остатка. Очистительная ярость смыла его. Теперь мистер Парсон снова цивилизованный человек: выдержанный, хладнокровный, безупречный. Надо только пиджак надеть, чтобы скрыть бурые пятна на светло-голубой сорочке.

А все-таки повезло, что в своем утреннем помутнении Дэйв не поехал домой. Хватило ума. Горничная как-никак стоит дороже рабочей скотины из производственного квартала. Обидно было бы так просто её израсходовать.

Рядом вежливо кашлянул, напоминая о себе, краснорожий пузатый человечек в форме эсбэшника внутрисекторала. Ах, да. Дэйв уже и забыл о нем.

Мистер Парсон с неохотой поднялся на ноги, неспешно привел в порядок одежду: развернул закатанные рукава рубашки, достал из кармана брюк запонки. Пальцы сильно подрагивали, сбитые костяшки болели, но Дэйв все же справился — застегнул манжеты, затем поправил галстук и надел пиджак.

В голове слегка шумело, но на душе было легко. А всё-таки славно… Куда лучше, чем в прошлые разы. Будто бы слегка под кайфом. Или выпил. Но без свойственной этим состояниям раскоординированности движений. Спокойно и хочется спать… Да, раньше тоже после каждого оттяга страх отступал, становилось легче дышать, но после сегодняшней встречи с Эледой Дэйв спинным мозгом чувствовал, что прежних забав ему уже не хватит. Потому что Эледа Ховерс — это тебе не сотрудники по офису, не руководство и не высокое начальство, с которых срывает в раздражение и негатив, но никогда — в ужас.

Эледа Ховерс — человек совсем иного рода. Человек, который разбудил в Дэйве самый низкий животный страх, неконтролируемый, не подчиняющийся… Когда он её увидел, разум парализовало. Ушла уверенность, ушло спокойствие, исчезла собранность. Остался лишь избитый напуганный мальчишка, вновь очутившийся один на один с группой здоровых мужиков. И этот мальчишка заново проживал ужас, который с ним сотворили после того, как аккуратненькая девочка в смешных пушистых тапочках и уютном домашнем костюме ушла из гулкой кафельной комнаты.

Тогда — двенадцать лет назад — его день закончился черной пропастью. Дэйв отдал свой лихорадочно составленный бизнес-план Нейту Ховерсу, а тот, небрежно пробежав глазами по написанному, сказал: «Пойдет. Сейчас оформим юридически». От облегчения мальчишка потерял сознание. Он успел! Справился! За три часа! И черная пропасть, у которой не было дна, приняла его в свою темноту. Он падал, падал и падал… А очнулся уже в стерильно белой палате. Совсем один. Никто не пришел его навестить. Ни в этот день, ни на следующий. Только медперсонал изредка заглядывал, да наведывалась санитарка с подносом безвкусной больничной еды.

Лишь спустя пять дней явился отец. Встал в дверях и сказал без жалости и участия:

— Ты подставил нас, Дэйв, — он смотрел на сына с презрением. — Всех подставил. За эти дни нас просто раскатали. Ты хоть думал, на чей интерес замахнулся? Твоих братьев уже перевели в другой мегаплекс с понижением в должностях. Сестре ты сломал едва начавшуюся карьеру в экономическом управлении. Твоей матери дали однозначно понять, что о повышениях она может забыть лет на пятьдесят. Меня с должности старшего советника перевели на должность старшего специалиста. Все кредиты теперь надо погасить досрочно. Это же Ховерсы, Дэйв. И Эледа — их наследница. Об этом ты думал, идиот?! Теперь Нэйт держит нас так, что не соскочить. И отныне он решает — позволять нам дышать раз через три или раз через раз. Нам полностью перекрыли кислород. Лет через пять откроют, но принадлежать самим себе мы не сможем уже никогда. Теперь всё, что мы будем делать, мы будем делать исключительно в интересах Ховерсов. Иначе они от нас не оставят ничего. Спасибо тебе. Когда отлежишься, поедешь в бизнес-интернат. Мы не желаем тебя больше видеть и знать.

У сына пересохло во рту, и он вжался в кровать, стискивая потными руками простыню.

Отец говорил ровно, спокойно. Лицо и глаза у него тоже оставались безразличными. А затем он ушел. Вот и всё.

Через неделю Дэйва с пластиковым пакетом, где лежал минимум вещей, отвезли в закрытый мужской бизнес-интернат. Так начался его новый персональный ад, который продолжался пять лет. Единственное, что за все эти годы было хорошего, так это то, что Дэйв больше ни разу не видел ни Эледу, ни мистера Ховерса, ни своего отца.

* * *

Жизнь в бизнес-интернате стала для Дэйва чредой непрестанного кошмара. Без друзей, без покровительства близких, брошенный, затравленный и раздавленный, он просто пытался не сойти с ума. Внутренний надлом, оставленный ему на память Нейтом Ховерсом, невозможно было скрыть. Его чувствовали все.

Преподаватели относились к студенту с плохо скрываемым пренебрежением: несмотря на отличные успехи в учебе, Дэйв вызывал антипатию одним своим видом — зажатый, испуганно вздрагивающий от малейшего резкого звука, неспособный выступать на публике, теряющий дар речи всякий раз, когда на него повышали голос.

Конечно же, Дэйв быстро стал объектом насмешек и издевательств со стороны одногруппников, которые чувствовали его постоянный страх, видели нерешительность и невозможность дать отпор.

Травить Ссыкливого Парсона было весело и забавно. Но Дэйв научился не обращать внимания на насмешки, а тычки, побои и злобные шутки переносил безропотно и молчаливо. В конце концов, это было далеко не самым страшным — куда страшнее была мысль, что мистер Ховерс сочтет старания Дэйва недостаточными и…

Когда совсем накрывало, Дэйв подумывал о самоубийстве. Но у него не было ничего, чтобы лишить себя жизни безболезненно. А резать вены или сброситься с верхнего этажа кампуса — на это у Дэйва не хватало духу. Впрочем, однажды он всё-таки решился покончить с собой. Сделал петлю из галстука, накинул на водопроводную трубу в туалете и спрыгнул с унитаза.

Разумеется, пластиковый водопровод лопнул, ледяная вода начала хлестать потоками, а Дэйв при падении вывихнул ногу и даже не смог убежать. Когда в туалет ворвались студенты, то над Дэйвом, лежащим в ледяной луже на кафельном полу, с галстуком-петлей на шее, ржали так, что он разрыдался.

А потом всё вдруг прекратилось.

Сперва, конечно, было непонятно — почему? Почему над ним больше не издеваются? Вообще не трогают! Даже преподаватели стали снисходительнее — скрывали пренебрежение. А для однокашников студент Парсон будто вовсе перестал существовать. Лишь спустя месяц Дэйв догадался. Мистер Ховерс.

Нейту, видимо, доложили о жалкой попытке самоубийства. И он пресек издевательства над своей собственностью. Не хотел терять ценного раба. Странно такое говорить, но Дэйв был за это благодарен. Действительно благодарен. Хоть кому-то оказалось не всё равно, что с ним происходит.

Оставшиеся два года он доучился почти спокойно. Тянул из себя жилы, боялся не оправдать надежды покровителя, боялся, что тот снимет с него свою защиту и всё опять станет, как прежде… Но этого не произошло. Дэйв старался! Очень старался и смог — сдал-таки все экзамены на высший балл. После чего второй раз в жизни свалился без сознания от нервного истощения. Прямо в экзаменационной аудитории.