Случайный ребёнок. Шанс на счастье - Виктория Вишневская

где Артуру делают перевязку.

Хочется услышать объяснения, но не хочу пугать малышку. Откуда сотрясение, рана на плече?

Мы не смогли поговорить – я поехала на своей машине за ними. Лёша все же остался там, решив не ехать. Я хотела попросить его приглядеть за мелкой, но та напрочь отказалась. Поехала со мной. И ничего теперь не говорит.

– При том! – снова выплевываю.

Почему в день рождения Славы мы должны стоять в коридоре больницы и ждать объяснений?

Будто в ответ на мои мысленные жалобы из палаты выходит врач.

Подбегаю к нему, прося малышку посидеть на месте.

– Что с ним? – начинаю без прелюдий.

– Жить будет, – кивает, поглядывая в открытую дверь палаты.

– Жаль, – хмыкает за спиной Егор. Я его юмор понимаю, а врач – нет.

– Рану обработали. Перевязали. Жить будет.

– А чем его так? – спрашиваю, скривившись. Он ведь из этой же больницы сбежал, да? Он должен знать!

– Поступил к нам несколько дней назад, – как робот начинает. – Открытая черепно-мозговая травма. Кровотечение. Попал в аварию, и… фонарный столб стекло пробил. Задело.

Нервно смеюсь.

Недавно столб его чуть не убил, а сегодня он уже держался за него, чтобы не упасть.

– Можете зайти, он в сознании, – показывает на дверь.

Оу…

Стоит ли?

Да, я жутко переживала за него и очень хочу проведать его, узнать… хоть что-то. Из первых уст.

Слова врача явно от полиции.

Теперь я понимаю, почему он не пришёл. Не отвечал на звонки. И не открывал дверь квартиры. Потому что он был здесь. Без сознания. Пока я материла и ругала его.

Видела в нем только зло.

А по итогу оказалось… что я отношусь к нему предвзято. После того, как он соврал мне про мецената, это вполне логично, но…

Просто нервы шалят.

Мне нужно немного отдохнуть. Перестроить мозг. И все переварить.

К тому же у Славы праздник. Скоро нам нужно быть на детском утреннике. А не тут…

– Мы, наверное, зав…

Я не успеваю договорить, как мимо меня проносится светлая макушка. Молниеносно скрывается за дверью палаты.

Хах…

Меня опередили.

Глава 24

Я лечу за ней вслед. Оказываюсь в палате и не успеваю сказать Славе, чтобы не беспокоила больного. А она уже стоит у его кровати. Больничная кровать довольно высокая, поэтому Слава привстаёт на носочки, укладывая руки на белую простыню. И с интересом разглядывает Артура.

Наблюдает молча, не говоря ни слова.

Она поднимает голову и обеспокоенно шепчет:

– Ты болеешь?

– Болею, – короткий кивок.

Конечно, чёрт возьми. Сбежать из больницы с раной и сотрясением! А потом ещё и потерять сознание… И всё из-за своего глупого плана по удочерению.

– А когда перестанешь? – наивно хлопает глазками.

– Скоро, – всё так же без эмоций отвечает. Хоть бы какую-то эмоцию проявил, чурбан бесчувственный!

– Алина Айкадьевна, – сложные отчества пока даются ей тяжело. Несмотря на то, что она ещё маленькая, речь у неё хорошая. Хоть и не всегда. – Когда я приходила с болячками, всегда водила рядом с ней и говорила…

Она замолкает, что-то вспоминает.

– Там чё-то про собаку, про кота, – опять задумчиво глазками хлопает. – Чтобы они заболели…

Напрягается, дотрагиваясь пальчиком до виска.

– Хм, что же там…

– У собаки заболи, у кошки заболи, а у Славы заживи? – испускает смешок Артур. Только сейчас замечаю, как Беркутову идут дети. В плане… Некоторые мужчины со стороны выглядят как раздолбаи. И одно слово «отец» по отношению к ним воспринимается несерьёзно. Из-за их поведения, характера. А уж в роли отца тем более… У Артура этого нет. Слава не его дочь, но он так тепло смотрит в её сторону.

– Да! – громко восклицает. – Давай мама тебе это сделает! И пальчиком по ранке поводит!

Нервный смех уже в который раз за день вылетает из моего рта.

Я могу только пальчиком у виска покрутить.

– Э, госпожа Беркутова, – дверь открывается, и в спину доносится голос врача.

Это он к кому?

Оборачиваюсь. А он на меня смотрит.

– Нужно поговорить насчёт лечения вашего мужа. И заполнить несколько бумаг.

Ещё один смешок.

Меня скоро надо будет в психиатрическое отделение отправлять. И рядом в кроватку с Артуром укладывать.

– Простите, но… – хочется сказать, что мы не муж и жена. Что доктор уже заработался, да и возраст сказывается, но… Я замолкаю. Ладно. Он больной, раненый. Пойду немного помогу. Искуплю свою вину перед ним. И немного мыслям дам остыть. И неловкость сглажу.

Хотя боюсь оставлять их одних. Вдруг Артур ей что-то наговорит?

Нет. Не должен.

Почему-то я ему верю.

Вздохнув, киваю. Улыбаюсь малышке, как раз смотрящей на меня.

– Побудете тут без меня, ладно?

Радостно кивает. И отворачивается к Артуру, снова строя ему глазки.

Да… Западло.

Ничего. Это ненадолго. Скоро мы поедем на праздник. А пока выхожу из палаты и иду за доктором в его кабинет.

Артур

Мирослава Беркутова. Звучит красиво. И слух не режет. Прямо как влитое ей подходит.

– А моя фамилия тоже Бер… – Слава резко замолкает. Опять её шестерёнки в голове работают. Вижу по лицу. Фамилия моя для неё сложная. – Утова?

Улыбаюсь.

– Почти, – самоуверенно произношу.

Если мой план не удался… будем действовать по-другому. Пока не знаю как. Я последние мозги растерял. Мыслей – ноль. Я готов улыбаться как дурак. Из-за одной фамилии.

– А ты же мой папа, да? – Слава почему-то напрягается, пытается залезть на кровать. А, нет. Всего лишь повисает на ней, болтая ножками в воздухе.

– Не упади. Иначе твоя мать сотрёт меня в порошок.

Удочерила её… Пока я без сознания лежал.

Быстрая. Шустрая. И умная. А ещё явно не остановится ради своих целей.

Нет, она молодец. Я горжусь ей. Что просто так не сдалась.

– Так ты мой папа?

И что говорить?

– Мила сказала, что да.

Мила, Мила…

Я тебя и до этого любил, когда ты ещё двенадцатилетняя сопля была, а сейчас… Ещё больше. И всё равно, что ты трудный подросток, играющий в нашу игру без меня.

– У нас некоторый разлад в отношениях.

– Вы поссорились? – вмиг становится серьезной. – Сильно?

– Сильно, – хмыкаю.

Мы не ссорились. Но эта стерва постоянно отталкивает меня.

Слава неожиданно протягивает мне пальчик.

Боже, какой он маленький.

– А если на мизинчиках помириться? Не поможет?

От детской наивности хочется засмеяться.

– Нет, к сожалению, – поднимаю больную руку. Чуть морщусь, но опускаю ладонь на светлую макушку. У неё даже голова маленькая. Чёрт. Мелкая, хрупкая. Боишься больно сделать. – Но это вопрос времени.

Она застывает, смотрит на мою руку. И в