Хонас и розовый кит - Хосе Вольфанго Монтес Ваннучи

мультимиллионерами. Сейчас у меня был бы свой самолет, не говоря уже об автомобилях и яхтах. Представляешь меня рядом со Сильвестром Сталлоне?

– Он не вынес бы твоего нрава. И поскольку наша фамилия не Онассис, я забираю у тебя машину на неделю. Чтобы ты научилась ценить то, что имеешь, – вынесла приговор мать.

Ира не сомневается, что завтра Патрокл вернет Хулии ключи от машины. Как ее воспитывать в таких условиях? Патрокл ведет себя мягко с дочерями и жестоко с остальными смертными за пределами семьи, с ними он беспощаден. Чрезмерный альтруизм жены беспокоит Патрокла, он не может допустить, чтобы она обрушивала свое сочувствие на молодых мужчин. Сердце Патрокла терзала заинтересованность, которую Ира проявила к Сиро, его подчиненному, он так и не понял, флиртовала она с этим парнем или выказывала таким образом материнскую заботу. Он предпочел не вникать в подробности. Ему советовали уволить подозреваемого, но он этого не сделал. Сиро ушел сам. Одни говорили, что он не захотел взбираться вверх по карьерной лестнице через кровать хозяйки, другие, что он оскорбился безосновательными слухами. Были и те, кто утверждал, что он влюбился в грубияна-водителя, который удовлетворял его истинные желания. Правду знает только Ира.

Мы с Хулией стали любовниками. Но никогда не говорили о нашей связи. В течение двадцати трех часов и пятидесяти минут мы вели себя как двое знакомых, а в оставшиеся десять минут, изголодавшись, страстно тискали друг друга. Курс фотографии мы не прервали. С еще заметным неумением Хулия начала проявлять фотографии, получая приемлемые снимки. Я со всей серьезностью исполнял роль маэстро. Однако в разгар занятия я укладывал ее на ковер. Через минуту нас окружали кучки одежды, разбросанной по полу. Прежде чем приступать к делу, я, исходя из педагогических соображений, заканчивал урок. После мы занимались любовью. От нашего пыла ковер покрывался влажными пятнами – единственными уликами нашего акта, росой, которую осушала жара и происхождение которой бесхитростный наблюдатель объяснил бы каплями с потолка, которые в отсутствие дождя загадочным образом орошали комнату.

Чтобы не повредить спину Хулии, я купил большую разноцветную подушку, на которую она откидывалась молча, жуя жвачку, с задранным подолом и покорным взглядом. Она с готовностью выставляла напоказ свою вульву, как будто нещадная жара заставляла ее охлаждаться. Я устремлялся к развилке между ее ног и подозревал, что Хулии, должно быть, все равно, порыв ли ветра, какой-нибудь кот или я вылизываю ей влагалище. После оргазма она вставала и оправляла платье, жуя жвачку, не произнося ни слова, как если бы только что закончила мастурбировать и вновь села за учебник.

Секс для Хулии был чем-то вроде эпизодов из сновидений, вмонтированных в череду дневных событий. Если бы ее мать зашла в комнату без предупреждения, между ними завязался бы такой разговор:

– Дочка! Что ты делаешь голая на полу рядом с зятем?

– Голая? Я?

– Ты не заметила? Посмотри на себя!

– И правда… Ты не поверишь, но мне приснилось, что я только что разделась.

– Но Хонас тоже в чем мать родила.

– Именно. В моем сне мы сняли одежду друг с друга.

– Какой позор!

– А потом пришла ты и начала меня ругать. Я почувствовала себя последней развратницей. И решила проснуться.

– Как остроумно! Проснуться от чего?

– Помоги мне, мама. Ущипни меня, чтобы я вспомнила, – попросила бы Хулия, расплакавшись.

Такая очная ставка никогда не состоится, так как из соображений безопасности я закрываю кабинет на ключ. Только выбив дверь, Ира застукала бы нас. Между тем никто ничего не подозревал. Ни моя, ни ее жизнь не изменились. Хулия встречалась с воспитанными мальчиками, которых презирала. Я продолжал брюзжать и выказывать недовольство, скрывая при этом свое счастье, как кот, который ворует припасы из кладовой и выблевывает съеденное, чтобы не выдать себя, растолстев.

Дурачить других мы вправе, однако нет прощения тому, что мы сами от себя скрываем нашу связь. Мы можем заняться сексом, когда нам вздумается, но разговоры о нем – табу… Что порождает загадочные диалоги.

– Мне нужно кое-что тебе сказать, Хонас.

– Скажи.

– Они до сих пор не наступили.

– А когда ты их ждешь?

– Ждала три дня назад.

– Не волнуйся. Даже зарплата задерживается… и никто не переживает.

– Раньше все было вовремя.

– В чем может быть причина?

– Возможно, запаздывают из-за жары.

– Так и есть! В эти дни на улице такое пекло.

– Да, весь последний месяц.

– С сегодняшнего дня будем лучше соблюдать меры предосторожности.

– Для чего?

– Для того, чтобы жара не нанесла вреда твоему здоровью.

– А что, если они больше не наступят?

– Наступят, пусть и с опозданием в девять месяцев. Это как чек с неуказанной суммой. Рано или поздно его отзовут. Я вижу, что ты переживаешь.

– Это из-за неуверенности?

– Наверняка. Чтобы быть уверенной, со следующего месяца начни принимать таблетки.

– Не буду.

– Не веди себя как ребенок. Если хочешь, чтобы они настали вовремя, пользуйся соответствующими средствами.

– Я не веду себя как ребенок. Таблетки застревают у меня в горле. Выпью, только если ты мне раздобудешь их в форме сиропа.

– Дело в том, что это единственный медикамент, пробники которого для детей не выпускают. Есть детский аспирин, детский парацетамол и так далее, все, кроме этого продукта. Но я выясню в аптеке, существует ли суспензия. Лучше взять со вкусом апельсина?

– Вкус апельсина самый приятный.

Мне надоело пустословие. Я усадил ее к себе на колени и принялся объяснять:

– Девочка моя, я мужчина, ты женщина, мы существа с гениталиями, мы не оскопленные ангелы, как показывает наше поведение. Ты, должно быть, заметила, что уже месяц как я регулярно вхожу в тебя. Ты, наверное, также обратила внимание на белую жидкость, которую выделяет мой организм. К сожалению, это молочко обладает роковой способностью делать детей. В общем, ты или принимаешь таблетки, или покупаешь колыбельку. И вот что еще: я устал от твоего молчания. Большинство влюбленных, кроме совокупления, комментируют произошедшее, что, конечно, не так интересно, как сам процесс, но не менее важно.

– Дело в том, что мне жутко стыдно, – объяснила Хулия.

– Ты переживаешь, что спишь с мужем своей сестры?

– Нет, об этом никто никогда не узнает. Мне стыдно оттого, что ты видишь мой пупок, он выпуклый. Наверное, он кажется тебе мерзким и противоестественным.

– Мне нравится твой пупок, Хулия, не переживай. Меня огорчает твоя пассивность. Когда я занимаюсь с тобой любовью, мне кажется, что я тебя насилую, пользуюсь тобой.

– Какое совпадение! – произнесла Хулия изумленно. – В день, когда я первый раз позировала, мне приснилось, что орангутанг с огромным толстым