Никогда_не... - Таня Танич

— Запасная связка ключей лежит под одним из камней у входа… Под ковриком! Под Вэловым дизайнерским ковриком, помнишь, где?

— Найду, — Артур снова оглядывается, как раз для того, чтобы увидеть, как двери в отделение распахиваются и в коридор входит Леночка в сопровождении еще одной медсестры.

— Только выспись, пожалуйста, не теряй время зря! А потом приедешь ко мне на одиннадцать…

— С супчиком, — снова улыбается он.

— Да, с супчиком. Потом еще будет время… Если тебе надо что-то сделать… И в три часа… понимаешь о чем я… Буду тебя ждать. Все получится!

— О чем это вы здесь шепчетесь? — иронично интересуется Леночка, подходя к нам вплотную. — Не самовыписку планируете? Так мы никуда вас не отпустим. Полина Александровна, — обращается она ко мне официально, — пройдите в палату с Таисией Петровной. А мы пока пойдём, последние формальности уладим, — и взяв Артура под локоть, ненавязчиво увлекает за собой.

Понятно, надо еще доплатить Валерию Ивановичу за выполненную работу. Оглядываюсь и ловлю взгляд Артура, тоже обернувшегося мне вслед, и шепчу одними губами: «Возьми мою кредитку, пин код сброшу в смс», на что он вспыхивает и отрицательно машет головой, и я понимаю, что спорить бесполезно. Знаменитая гордеевская упертость и желание решать все самому — с этим мы как-нибудь справимся. В конце концов, научиться договариваться будет полезно и мне.

Все будет хорошо. Теперь я в этом не сомневаюсь. Почти.

Ощущение повернувшего вспять времени охватывает меня тем сильнее, чем больше я пытаюсь освоиться в палате, куда меня проводит Таисия Петровна. Здесь все точно такое же, как двадцать лет назад — всё тот же мутный оттенок краски на стенах, те же огромные окна с грязными стёклами, их бесполезно часто мыть, копоть от вредного производства оседает моментально. Именно на это ворчливым и немного жалобным голосом сетует Таисия Петровна в ответ на мой вопрос, почему в корпусе так мрачно и по какому проекту производится ремонт помещений.

— Ишь ты, проекту! — заводя меня внутрь палаты, в которой, кроме моей, стоит еще пять коек с занявшими их пациентками, вздыхает Таисия Павловна. — По «какая краска в подсобке завалялась, такой и подмазываем»-проекту! А что окна в потеках — так ты не смотри. Сама ж говоришь, почти местная, должна знать, что у нас внешняя чистота ненадолго. Зато внутри — порядок. Комар носа не подточит!

— Я знаю очень хорошего дизайнера… Он вам сделает отличный план реконструкции. С минимальной сметой! А, может, еще кого-то из муниципалитета на спонсорство подпишем. Вы не думайте, красота не всегда больших денег стоит. Главное — захотеть. Если вам интересно… Напишите мне запрос… на почту… — с этими словами я отключаюсь, не обращая внимания даже на серый, в подозрительных разводах, цвет наволочки. Кажется, к успокоительному и обезболивающему мне подмешали еще и снотворное. Иначе вряд ли бы получилось уснуть на сырой, не самого опрятного вида постели, в комнате, полной незнакомых женщин, одна из которых тут же пристраивается у моего изголовья.

Когда я открываю глаза через несколько часов или минут, она все ещё стоит на том же месте и смотрит так же, не мигая. Но на этот раз не молчит.

— Вставай, — говорит она, шевеля губами, живущими как будто отдельно на ее лице. Взгляд ее глаз по прежнему неподвижно мёртвый, и это не самое приятное зрелище после того, как просыпаешься в неуютной больничной кровати, еще и с телом, ноющим так, как будто по нему проехал грузовик.

Кажется, действие обезболивающего начинает слабеть, а вот снотворное все ещё работает. Только этим я могу объяснить охватившее меня отупение, после того как эта странная пациентка вместе с вернувшейся Таисией Петровной начинают трясли меня, пытаясь поднять на ноги и куда-то отвести.

— Давай, деточка, не капризничай! Потом поспишь, мы тебя и так на обход не будили, как новоприбывшую! Тебе и карточку, и направление оформили, пока ты спала — всё уже договорено-сделано, ты только не наглей совсем! Рентген-аппарат я, хоть озолоти, не притащу сюда — так что придётся своим ходом. Давай, давай!

— Ты иди, — отдельно шевелящимися шубами говорит мне соседка по палате. — Иди, не бойся. Я за твоими вещами послежу.

И прежде чем я успеваю открыть рот, чтобы сказать, что я не боюсь, мне просто очень хочется спать, добавляет такое, что я тут же просыпаюсь:

— Я Люда. Из неврологии. Я послежу.

— Хорошо… Люда, — спорить с ней мне почему-то не хочется. — Спасибо.

Люда довольно кивает и даже улыбается — только ртом, ее глаза по-прежнему не двигаются и очень редко моргают.

— А Люда хоть… видит? — спрашиваю я, пока плетусь за Таисией Петровной по шумному коридору. В отличие от спокойных и безлюдных ночных часов, сейчас больница полна народа — туда-сюда какой-то одинаково шаркающей походкой передвигаются пациенты, шныряют медсестры и вечно усталые врачи. Есть ещё какие-то посторонние — их я узнаю по белым халатам, наброшенным на обычную одежду.

— Люда? Да видит, видит, куда ж она денется. То у неё с лицом такое от нервов. Паралич был, потом отпустило. Ты это… не обращай внимания. Она хорошая, добрая. Иначе б мы ее не положили до наших в палату, — деловитым тоном вводит меня в курс происходящего Таисия Петровна. — Она третий раз у нас уже лечится. Её в ПНД с неврологии не хотят отправлять. Она ж не буйная, совестливая… Сама всегда приходит ложится, когда чувствует, что обострение. От мы ее и держим иногда — то в хирургии, то в лор-отделении. Неврология забитая у нас вот так вот, под завязку, — Таисия Павловна подводит меня к медицинскому лифту и поправляет накинутый на плечи поверх моей больничной хламиды казённый халатик.

— А что за обострения у неё? — больше для порядка спрашиваю я, все ещё удивляясь количеству посторонних в больнице. Не думала, что каждый, кто захочет, так спокойно может разгуливать по местным коридорам.

— Та такое, — горестно вздыхает Таисия Павловна. — Мужа своего убить хочет. Говорит, прямо спать иногда не может, как твердит ей кто-то в голове — возьми нож и зарежь. Возьми й зарежь. От ей как сильно уже эти голоса не дают покоя, сама к нам и приходит. Доброй души человек, говорю ж тебе.

— А-а… — такая новость о характере ближайшей соседки не сказать, чтоб меня сильно радует. — А только мужа, больше никого?

— Та не бойсь, говорю тебе — она сама все понимает, что это неправильно. Буйные — они уже не сомневаются. Запомни, детка, не самый большой страх всякие такие голоса услыхать. Самый большой страх — принять их и начать слушаться. Считать, что всё то правильное есть, что они тебе шепчут. И никакими человеческими рамками их не останавливать.

— Ну да, ну да, — все равно без лишнего оптимизма соглашаюсь я, пока, дребезжа и пошатываюсь на старых тросах, лифт спускает нас куда-то вниз — видимо, в отделение рентгенологии. — Пока ты сомневаешься — ты ещё не совсем сумасшедший. Настоящие психи никогда не считают, что с ними что-то не так.